Этноменталитет марийцев (Э. В. Никитина)
Марийцы (самоназвание — «мари, марий»; устаревшее русское название — «черемисы») — финно-угорский народ волжско-финской подгруппы, численность которого в Российской Федерации составляет 547,6 тыс. чел., в Республике Марий Эл — 290,8 тыс. чел. (по данным Всероссийской переписи населения 2010 г.). Более половины марийцев проживает вне территории Марий Эл. Компактно расселены в Башкортостане, Кировской, Свердловской и Нижегородской областях, Татарстане, Удмуртии и других регионах.
Марийцы делятся на три основные субэтнические группы: горные марийцы населяют Правобережье Волги, луговые марийцы — Ветлужско-Вятское междуречье, восточные марийцы живут в основном на территории Башкортостана.
Марийские языки (лугово-восточный и горномарийский литературные языки) относятся к волжской группе финно-угорских языков.
Верующие марийцы — православные и приверженцы этнорелигии («марийской веры»), которая является сочетанием политеизма и монотеизма. Восточные марийцы в основном придерживаются традиционных верований.
Марийцы — немногочисленный талантливый поволжский народ, сумевший сохранить до наших дней уникальность своей этнорелигии и этнокультуры. Древний марийский этнос сформировался в I тыс. н. э. в Волго-Вятском междуречье из финно-угорских племён. В становлении и развитии этого народа большое значение имели тесные этнокультурные связи с волжскими булгарами, затем чувашами и татарами. После вхождения марийцев в состав Русского государства (1551–1552) интенсивными стали также связи с русскими. Анонимный автор «Сказания о царстве Казанском» времён Ивана Грозного, известный под именем Казанского летописца, называет марийцев «землепашцами-трудниками», т. е. любящими труд (Васин, 1959: 8).
Этноним «черемис» представляет собой сложный, многозначный социокультурный и историко-психологический феномен. Мари сами себя никогда не называют «черемисами» и считают такое обращение оскорбительным (Шкалина, 2003, эл. ресурс). Тем не менее, это название стало одним из компонентов их самосознания. В исторической литературе мари впервые упоминаются в 961 г. в письме хазарского кагана Иосифа под именем «цармис» в числе народов, плативших ему дань. В языках соседних народов на сегодняшний день сохранились созвучные названия: чувашском — сярмыс, татарском — чирмыш, русском — черемис. О черемисах писал Нестор в «Повести временных лет». В лингвистической литературе нет единой точки зрения по поводу происхождения этого этнонима. Среди переводов слова «черемис» финно-угорскими авторами, обнаруживающими в нем уральские корни, наиболее распространенными являются: а) «человек из племени чере (чар, cap)»; б) «воинственный, лесной человек» (там же).
Марийцы, действительно, лесной народ. Леса занимают половину площади Марийского края. Лес всегда кормил, оберегал и занимал особое место в материальной и духовной культуре марийцев. Вместе с реальными и мифическими обитателями он был глубоко почитаем мари. Лес считался символом благополучия людей: он защищал от врагов и стихий. Именно эта особенность природной среды оказала воздействие на духовную культуру и психический склад марийского этноса. С. А. Нурминский ещё в XIX в. отметил: «Лес — волшебный мир черемисина, около леса вертится всё его мировоззрение» (Цит. по: Тойдыбекова, 2007: 257). «Марийцев издревле окружал лес, и в своей практической деятельности они были тесно связаны с лесом, его обитателями. <…> В древности из растительного мира у марийцев особым уважением и почитанием пользовались дуб и берёза. Подобное отношение к деревьям известно не только марийцам, но и многим финно-угорским народам» (Сабитов, 1982: 35–36).
Проживающие в Волжско-Ветлужско-Вятском междуречье, Прикамье и Приуралье марийцы по своей национальной психологии и культуре похожи на чувашей. Многочисленные культурно-бытовые аналогии с чувашами проявляются почти во всех сферах материальной и духовной культуры, что подтверждает не только культурно-хозяйственные, но и давние этнические связи двух народов; в первую очередь это относится к горным марийцам и южным группам луговых (цит. по: Сепеев, 1985: 145). В многонациональном коллективе своим поведением марийцы почти ничем не отличаются от чувашей и русских; возможно, чуть более сдержанны. В. Г. Крысько отмечает, что они помимо того, что трудолюбивы, ещё расчётливы и экономны, а также дисциплинированны и исполнительны (Крысько, 2002: 155). «Антропологический тип черемисина: чёрные глянцевитые волосы, желтоватая кожа, чёрные, в отдельных случаях, миндалевидные, косо поставленные глаза; вдавленный посредине нос» (Никольский, 2009: 103; см. фото: http://slavanthro.mybb3.ru/viewtopic.php?t=9535).
История марийского народа уходит корнями в глубину веков, полна сложных перипетий и трагических моментов (См: Прокушев, 1982: 5–6). Начнём с того, что согласно своим религиозно-мифологическим представлениям древние марийцы неплотно селились по берегам рек и озер, вследствие чего связи между отдельными племенами почти отсутствовали. В результате этого единая древнемарийская народность разделилась на две группы — горных и луговых марийцев с отличительными чертами в языке, культуре, быте, сохранившимися до наших дней. Марийцы считались хорошими охотниками и отличными стрелками из лука. Они поддерживали оживленные торговые связи со своими соседями — булгарами, суварами, славянами, мордвой, удмуртами. С нашествием монголо-татар и образованием Золотой Орды марийцы вместе с другими народами Среднего Поволжья попали под иго золотоордынских ханов. Платили дань куницами, мёдом и деньгами, а также несли военную службу в войске хана.
С распадом Золотой Орды приволжские марийцы попали в зависимость к Казанскому ханству, а северо-западные, поветлужские, — вошли в состав северо-восточных русских княжеств. В середине XVI в. марийцы выступили против татар на стороне Ивана Грозного, а с падением Казани их земли вошли в состав Русского государства. Присоединение своего края к Руси марийский народ изначально оценил как величайшее историческое событие, открывавшее ему пути для политического, экономического и культурного прогресса. В XVIII в. на основе русского алфавита была создана марийская азбука, появились письменные произведения на марийском языке. В 1775 г. в Петербурге вышла первая «Марийская грамматика». Однако с развитием капиталистических отношений в Российской империи усилился национальный гнёт, положение «инородцев», в том числе мари, ухудшилось. Многие марийские семьи в эти годы покинули родные края, переселились на Урал и в башкирские степи. Протест против царского самодержавия часто переходил в открытую борьбу. Марийский народ активно принимал участие в крестьянских войнах под руководством Степана Разина и Емельяна Пугачева, из-за чего марийцам в целях предотвращения антигосударственных выступлений официально было запрещено заниматься кузнечным делом, их вытеснили с берегов таких крупных рек, как Волга, Вятка, Ветлуга, им не разрешали жить в городах. «Постоянные бунты черемис повели к тому, — отмечается в одном из дореволюционных изданий, — что они могли являться в казанские города в небольшом числе, без оружия, мешкать или ночевать в городе, заводить отношения с русскими, пить, есть с ними запрещалось» (Спасский, 1912: 25).
В произведениях русских буржуазных и монархических авторов существовала традиция изображать марийский народ рабски покорным, лишённым самостоятельных творческих сил. Например, некий А. А. Потехин в конце XIX в. писал: «Вообще, из всего видно, что черемисы народ вялый, тихий и покорный; одним словом, созданный чтобы жить и умереть охотником и землепашцем и не призванный к никакой иной более широкой деятельности…» (Потехин, 1873: 151–173). Собиратель песен ветлужских мари Петр Зорин пришел к выводу, что тихая грусть, которой проникнуты мотивы всех марийских песен, есть грусть народа исчезающего, народа, история которого близится к своей последней границе (Брыляков, Халапсин, 1963: 6). Рассказ «Живой камень» Н. Д. Телешева утверждал жизненную несостоятельность подобных клеветнических высказываний и раскрывал характернейшие черты марийского народа: свободолюбие, приверженность к социальной независимости и справедливости (Васин, 1959: 38). Достоверное этнографическое описание быта и обычаев народа мари дал А. И. Герцен в статье «Вотяки и черемисы» («Вятские губернские ведомости», 1838): «Нрав черемис уже отличен от нрава вотяков, что они не имеют их робости, — отмечает писатель, — напротив, в них есть что-то упорное... Черемисы гораздо более вотяков привязаны к своим обычаям...»; «Одежда довольно похожа на вотскую, но гораздо красивее... Зимою женщины носят сверх рубахи еще верхнее платье, также все вышитое шелками, особенно красив их головной убор конической формы — шиконаючь. К своему поясу привешивают множество кисточек» (цит. по: Васин, 1959: 27).
Казанский доктор медицины М. Ф. Кандаратский в конце XIX в. написал широко известную марийской общественности работу под названием «Признаки вымирания луговых черемис Казанской губернии», в которой на основе конкретного изучения условий жизни и состояния здоровья марийцев нарисовал печальную картину прошлого, настоящего и ещё более печальное будущее марийского народа. Речь в книге шла о физическом вырождении народа в условиях царской России, о его духовной деградации, связанной с крайне низким материальным уровнем жизни. Правда, свои выводы в отношении всего народа автор сделала на основе обследования лишь части мари, проживающих в основном в южных регионах, расположенных ближе к Казани. И, конечно, нельзя согласиться с его оценками интеллектуальных способностей, психического склада народа, сделанными с позиций представителя высшего общества (Соловьёв, 1991: 25–26). Взгляды Кандаратского на язык и культуру мари — взгляды человека, лишь наездами бывавшего в марийских деревнях. Но он с душевной болью обращал внимание общественности на бедственное положение людей, находившихся на грани трагедии, и предлагал свои пути спасения народа. Он полагал, что только переселение на плодородные земли и русификация могут дать «спасение для этого симпатичного, по его смирению, племени» (Кандаратский, 1889: 1).
Социалистическая революция 1917 г. принесла марийскому народу, как и всем другим инородцам Российской империи, свободу и самостоятельность. В 1920 г. был принят декрет об образовании Марийской автономной области, которая в 1936 г. преобразована в автономную советскую социалистическую республику в составе РСФСР.
В стихотворении «Салам, Москва» талантливый молодой поэт Михаил Якимов (Марийские поэты, 1956: 134) пишет:
Здравствуй, Пушкин! Поэту сердечный салам
От марийского парня из глухой лесосеки!
Я пришёл той тропой, о которой ты сам
Говорил, что она не заглохнет вовеки!
В этих смелых и гордых словах — судьба не только «марийского парня из глухой лесосеки» и многих марийских писателей, но судьба всего марийского народа. В советское время стало возможным возрождение тех этноментальных качеств, которые были присущи мужественным и свободолюбивым марийцам до присоединения к Русскому государству. Марийцы всегда считали за честь быть воинами, защитниками своей страны (Васин и др., 1966: 35). Описывая картину А. С. Пушкова «Марийские послы у Ивана Грозного» (1957), Г. И. Прокушев обращает внимание именно на эти национальные особенности характера марийского посла Тукая — мужество и волю к свободе, а также «Тукай наделён решительностью, умом, выдержкой» (Прокушев, 1982: 19).
В известной горномарийской песне о необходимости дружбы мари с Русью, приписываемой легендарному марийскому богатырю Акпарсу, записанной в 1935 г. марийским писателем и композитором К. Беляевым, имеются слова, представляющие собой образец высокой самооценки народа:
Мой народ мари —
Крепок головой и смел умом,
Мой народ мари —
Широк плечом и могуч силой,
Мой дом родной —
Стоит окном на север,
Возвращусь я обратно —
Поставлю его окном на юг,
Пускай видит мой народ,
Как сияет ему солнце;
Пускай светит ему
Счастье, словно солнце светлое (Цит. по: Васин и др., 1966: 23).
Художественная одаренность марийского народа нашла выражение в фольклоре, песнях и танцах, в прикладном искусстве. Любовь к музыке, интерес к старинным музыкальным инструментам (пузырям, барабанам, флейтам, гуслям) сохранились до наших дней. Резьба по дереву (резные наличники, карнизы, предметы домашнего обихода), росписи саней, прялок, сундуков, ковшей, предметы из лыка и бересты, из ивовых прутьев, наборная сбруя, цветная глиняная и деревянная игрушка, шитьё бисером и монетами, вышивка свидетельствуют о фантазии, наблюдательности, тонком вкусе народа. Первое место среди ремёсел, конечно же, занимала обработка дерева, которое являлось для марийца самым доступным материалом и требовало преимущественно ручной работы. О распространённости этого вида промысла свидетельствует тот факт, что в Козьмодемьянском районном этнографическом музее под открытым небом представлено более 1,5 тысячи наименований экспонатов, изготовленных вручную из дерева (Соловьёв, 1991: 72).
Особое место в марийском художественном творчестве занимала вышивка (тур) — подлинное искусство марийских мастериц. «В ней в единый неповторимый ансамбль, создавая истинное чудо, сливались гармония композиции, поэзия узоров, музыка красок, полифония тонов и нежность пальцев, порхание души, зыбкость надежд, стеснительность чувств, трепетность мечты марийки» (Соловьёв, 1991: 72). В старинных вышивках применялся геометрический орнамент из ромбов и розеток, орнамент из сложных переплетений растительных элементов, в который включались фигурки птиц и животных. Предпочтение отдавалось звучной цветовой гамме: красный цвет брался для фона (в традиционном представлении марийцев красный цвет символически связывался с жизнеутверждающими мотивами и ассоциировался с цветом солнца, дающего жизнь всему живому на земле), чёрный или тёмно-синий — для обведения контуров, тёмно-зелёный и жёлтый — для расцветки узора. Узоры национальной вышивки представляли мифологические и космогонические представления марийцев. Они служили оберегами или ритуальными символами. «Вышитые рубашки обладали магическими силами. Искусству вышивания марийские женщины старались как можно раньше обучить своих дочерей. Девушки до замужества должны были готовить приданое и подарки для родственников жениха. Невладение искусством вышивания осуждалось и считалось самым большим недостатком девушки» (Тойдыбекова, 2007: 235).
Несмотря на то, что народ мари не имел своей письменности до конца XVIII в. (нет ни анналов, ни летописей его многовековой истории), народная память сохранила архаическое мировоззрение, мироощущение этого древнейшего народа в мифах, легендах, сказаниях, насыщенных символами и образами, шаманством, методами традиционного целительства, в глубоком почитании священных мест и молитвенного слова. Культура народа мари родилась из культа, истоки ее сакральны, и в органический свой период она была связана с религиозной жизнью. В традиционной культуре мари символически выражена высота его духовной жизни, культовые знаки бытия. Магия понималась как психологическая защита от опасности, как постижение внутренних законов мира и человека, а миф придавал исторический авторитет системе управления и ценностям.
В попытке выявить основы марийского этноменталитета С. С. Новиков (председатель правления Марийского общественного движения Республики Башкортостан) делает любопытные замечания: «Чем же отличался древний мариец от представителей других народов? Он чувствовал себя частью Космоса (Бога, Природы). Под Богом он понимал весь окружающий Мир. Он считал, что Космос (Бог) является живым организмом, а такие части Космоса (Бога), как растения, горы, реки, воздух, лес, огонь, вода и т. д., — имеющими душу. <…> Мариец не мог взять дрова, ягоды, рыбу, зверя и т. д., не попросив разрешения у Светлого Великого Бога и не извинившись перед деревом, ягодами, рыбой и т. п. Мариец, являясь частью единого организма, не мог жить в отрыве от других частей этого организма. По этой причине он почти искусственно поддерживал низкую плотность населения, не брал лишнего от Природы (Космоса, Бога), был скромным, застенчивым, лишь в исключительных случаях прибегающим к помощи других людей, а также он не знал воровства» (Новиков, 2014, эл. ресурс). «Обожествление» частей Космоса (элементов окружающей среды), уважение к ним, в том числе к другим людям, делали ненужными такие институты власти, как милиция, прокуратура, адвокатура, армия, а также класс бюрократии. «Марийцы были скромными, тихими, честными, легковерными и исполнительными, вели многоотраслевое натуральное хозяйство, поэтому аппарат управления и подавления был излишним» (там же). По мнению С. С. Новикова, если исчезнут фундаментальные черты марийской нации, а именно способность постоянно думать, говорить и действовать в унисон с Космосом (Богом), в том числе с Природой, ограничивать свои потребности, быть скромным, уважать окружающее, отталкиваться друг от друга с целью снижения гнета (давления) на Природу, то вместе с ними может исчезнуть и сама нация.
В дореволюционное время языческие верования марийцев не просто имели религиозный характер, но и становились стержнем национального самосознания, обеспечивая самосохранение этнической общности, поэтому искоренить их не представлялось возможным. Хотя большинство марийцев формально было обращено в христианство в ходе миссионерской кампании в середине XVIII в., некоторым удалось избежать крещения, подавшись в бега на восток через Каму, поближе к степи, где влияние Русского государства было менее сильным. Именно здесь сохранялись анклавы марийской этнорелигии. Язычество у марийского народа просуществовало до настоящего времени в скрытой или открытой форме. Открыто языческое вероисповедание практиковалось в основном в местах компактного проживания марийцев. Последние исследования К. Г. Юадарова показывают, что и «повсеместно крещеные горные марийцы также сохранили свои дохристианские культовые места (священные деревья, священные родники и т. д.)» (цит. по: Тойдыбекова, 2007: 52).
Приверженность марийцев к своей традиционной вере — уникальное явление современности. Марийцев даже называют «последними язычниками Европы» (Бой, 2010, эл. ресурс). Важнейшей чертой ментальности марийцев (приверженцев традиционных верований) является анимизм. В мировоззрении марийцев имелось понятие о верховном божестве (Кугу юмо), но при этом они поклонялись разнообразным духам, каждый из которых покровительствовал определённой стороне человеческой жизни. В религиозном менталитете марийцев важнейшими среди этих духов считались керемети, которым они приносили жертвы в священных рощах (кусото), расположенных рядом с деревней (Залялетдинова, 2012: 111). Конкретные религиозные обряды на всеобщих марийских молениях совершает старейшина (карт), наделенный мудростью и опытом. Карты избираются всей общиной, за определенные сборы с населения (скот, хлеб, мед, пиво, деньги и т. д.) они проводят специальные церемонии в священных рощах, расположенных возле каждой деревни. Иногда в эти ритуалы были вовлечены многие жители деревни, нередко совершались частные пожертвования, как правило, с участием одного человека или семьи (Залялетдинова, 2012: 112). Всенародные «моления миром» (туня кумалтыш) проводились редко, в случае начала войны или природного бедствия. Во время таких молений могли решаться важные политические вопросы. «Моление миром», собиравшее всех картов-жрецов и десятки тысяч паломников, проводилось и ныне проводится на могиле легендарного князя Чумбылата — героя, почитаемого как защитника народа. Считается, что регулярное проведение мировых молений служит гарантией благополучной жизни народа (Тойдыбекова, 2007: 231).
Осуществить реконструкцию мифологической картины мира древнего населения Марий Эл позволяет анализ археологических и этнографических культовых памятников с привлечением исторических и фольклорных источников. На предметах археологических памятников марийского края и в марийской обрядовой вышивке образы-изображения медведя, утки, лося (оленя) и коня составляют сложные по композиции сюжеты, передающие мировоззренческие модели, понимание и представление о природе и мире народа мари. В фольклоре финно-угров также четко фиксируются зооморфные образы, с которыми связывается происхождение вселенной, Земли и жизни на ней. «Появившись в глубокой древности, в эпоху камня, у племен, вероятно, еще неразделенной финно-угорской общности эти образы просуществовали до настоящего времени и закрепились в марийской обрядовой вышивке, а также сохранились в финно-угорской мифологии» (Большов, 2008: 89–91).
Главной отличительной чертой менталитета анимистов, по мнению П. Верта, является толерантность, проявлявшаяся в терпимости к представителям иных конфессий, и приверженность своей вере. Марийские крестьяне признавали равенство религий. В качестве аргумента ими приводился следующий довод: «В лесу есть белые берёзы, высокие сосны и ели, есть тоже и малая мозжуха. Бог всех их терпит и не велит мозжухе быть сосной. Так вот и мы меж собой, как лес. Мы останемся мозжухой» (цит. по: Васин и др., 1966: 50). Марийцы считали, что их благополучие и даже их жизнь зависели от искренности ритуала. Марийцы считали себя «чистыми марийцами», даже если принимали православие во избежание неприятностей с властями (Залялетдинова, 2012: 113). Для них обращение (отступничество) происходило тогда, когда человек не совершал «родных» ритуалов и, следовательно, отвергал свою общину.
Этнорелигия («язычество»), поддерживающее этническое самосознание, в определённой степени повышало сопротивляемость марийцев ассимиляции с другими народами. Данная черта заметно выделяла марийцев среди других финно-угорских народов. «Марийцы среди других родственных финно-угорских народов, живущих в нашей стране, в гораздо большей мере сохраняют свой национальный облик. Марийцы в большей мере, чем другие народы, сохранили языческую, национальную в своей основе религию. Оседлый образ жизни (63, 4% мари в республике являются сельскими жителями) дал возможность сберечь основные национальные традиции, обычаи. Всё это позволило марийскому народу стать сегодня своеобразным притягательным центром финно-угорских народов. Столица республики стала центром Международного фонда развития культуры финно-угорских народов» (Соловьёв, 1991: 22).
Ядром этнической культуры и этнического менталитета, бесспорно, является родной язык, но у марийцев, по сути, нет марийского языка. Марийский язык — это только абстрактное название, потому что есть два равноправных марийских языка. Языковая система в Марий Эл такова, что русский язык является федеральным официальным языком, горномарийский и лугово-восточный являются региональными (или местными) официальными языками. Речь идёт о функционировании именно двух марийских литературных языков, а не об одном марийском литературном языке (лугомарийском) и его диалекте (горномарийском). Несмотря на то, что «иногда в средствах массовой информации, а также в устах отдельных индивидуумов встречаются требования непризнания автономности одного из языков или предопределения одного из языка как диалекта» (Зорина, 1997: 37), «простой народ, говорящий, пишущий и обучающийся на двух литературных языках, лугомарийском и горномарийском, воспринимает это (существование двух марийских языков) как естественное состояние; поистине народ мудрее своих учёных» (Васикова, 1997: 29–30). Существование двух марийских языков — фактор, делающий марийский народ особенно привлекательным для исследователей его менталитета. Народ один и един и у него единый этноменталитет независимо от того, на одном или двух близкородственных языках говорят его представители (например, близкие к мари по соседству мордва также говорят на двух мордовских языках).
Устное народное творчество марийцев богато по содержанию и разнообразно по видам и жанрам. В легендах и преданиях нашли отражение различные моменты этнической истории, особенности этноменталитета, воспеваются образы народных героев и богатырей. Марийские сказки в аллегорической форме повествуют о социальной жизни народа, восхваляют трудолюбие, честность и скромность, высмеивают лень, бахвальство и жадность (Сепеев, 1985: 163). Устное народное творчество воспринималось марийским народом как завет одного поколения другому, в нём он видел историю, летопись народной жизни. В одной из марийских народных песен говорится (Цит. по: Васин, 1959: 55):
Если спою,
То песня останется,
Если пройду по земле,
То след мой останется.
С песней живите, —
Песня моя остаётся!
Следом идите, —
Мой след остаётся!
(Перевод С. Поделкова)
Главными действующими лицами почти всех наиболее древних марийских легенд, преданий и сказок являются девушки и женщины, смелые воительницы и умелые мастерицы. Среди марийских божеств большое место занимают богини-матери, покровительницы определённых природных стихийных сил: Мать-земля (Мланде-ава), Мать-солнце (Кече-ава), Мать-ветров (Мардеж-ава). Для обозначения старших братьев, дядей и тёток по материнской линии у марийцев существует особая терминология (чучу, чучуньо) (Васин и др., 1966: 10). В марийских пословицах, в которых подчеркивается огромная роль матери в жизни ребенка, используются образы неба и солнца. Сравнение матери с небом и солнцем можно объяснить тем, что «в устной народной поэзии кава «небо» (солнце, луна, звезды, небосвод) рисуется как сила, дающая изначальную жизнь человеку» (Цит. по: Яковлева, Казыро, 2014: 651).
Марийский народ по своему складу души — поэт, любит песни и сказания (Васин, 1959: 63). Песни (муро) являются самым распространённым и самобытным видом марийского фольклора. Выделяются трудовые, бытовые, гостевые, свадебные, сиротские, рекрутские, поминальные, песни, песни-раздумья. Основой марийской музыки является пентатоника. К строю народной песни приспособлены и музыкальные инструменты. По мнению этномузыковеда О. М. Герасимова, пузырь (шувыр) — один из древнейших музыкальных инструментов мари, заслуживающий самого пристального к нему внимания не только как оригинальный, реликтовый инструмент мари. Шувыр — это эстетическое лицо древнего мари. Ни один инструмент не мог соперничать с шувыром по разнообразию исполняемой на нем музыки — это звукоподражательные напевы, посвященные большей частью образам птиц (кудахтанию курицы, пению надречного кулика, воркованию дикого голубя), изобразительные (например, мелодия, имитирующая скачку на коне — то легкий бег, то галоп и др.) (Герасимов, 1999: 17).
Семейно-бытовой уклад, обычаи и традиции марийцев регулировались их древней религией. Марийские семьи были многоуровневыми и многодетными. Характерны патриархальные традиции с главенством старшего мужчины, подчинение жены мужу, младших — старшим, детей — родителям. Исследователь правового быта марийцев Т. Е. Евсевьев отмечал, что «согласно нормам обычного права марийского народа, все договоры от лица семьи также заключал домохозяин. Члены семьи не могли продавать дворовое имущество без его согласия, кроме яиц, молока, ягод и рукоделий» (цит. по: Егоров, 2012: 132). Значительная роль в большой семье принадлежала старшей женщине, в ведении которой находились организация домашнего хозяйства, распределение работ между снохами и дочерьми. В случае смерти мужа положение её возрастало и она выполняла функции главы семьи (Сепеев, 1985: 160). Со стороны родителей отсутствовала чрезмерная опека, дети помогали друг другу и взрослым, они с малых лет готовили пищу и строили игрушки. Редко использовались лекарства. Естественный отбор помогал выживать особенно активным детям, стремящимся приблизиться к Космосу (Богу). В семье сохранялось уважение к старшим. В процессе воспитания детей не было споров между старшими (см.: Новиков, эл. ресурс). Марийцы мечтали создать идеальную семью, потому что человек становится сильным и крепким через родство: «Пусть в семье будет девять сыновей и семь дочерей. С девятью сыновьями взяв девять снох, семь дочерей выдав семи просителям и с 16 деревнями породнившись, дай изобилие всех благ» (Тойдыбекова, 2007: 137). Через своих сыновей и дочерей крестьянин расширял свое семейное родство — в детях продолжение жизни
Обратим внимание на записи выдающегося чувашского ученого и общественного деятеля начала ХХ в. Н. В. Никольского, сделанные им в «Этнографических альбомах», запечатлевших в фотографиях культуру и быт народов Волго-Уралья. Под фотографией черемисина-старика подписано: «Полевых работ он не исполняет. Сидит дома, плетёт лапти, наблюдает за детворой, рассказывает им про старину, про храбрость черемис в борьбе за самостоятельность» (Никольский, 2009: 108). «В церковь он не ходит, как и все ему подобные. Он был в храме два раза — во время рождения и крещения, в третий раз — будет покойником; умрёт, не исповедовавшись и не причастившись св. таинств» (там же: 109). Образ старика как главы семейства воплощает в себе идеал личностной природы марийца; с этим образом связывается представление об идеальном начале, свободе, гармонии с природой, высоте человеческих чувств. Об этом пишут Т. Н. Беляева и Р. А. Кудрявцева, разбирая поэтику марийской драматургии начала XXI в.: «Он (старик. — Э. Н.) показан как идеальный выразитель национального менталитета марийского народа, его мироощущения и языческой религии. Марийцы издревле поклонялись многим богам и обожествляли некоторые природные явления, поэтому старались жить в гармонии с природой, самими собой, семьей. Старик в драме выступает посредником между человеком и космосом (богами), между людьми, между живыми и мертвыми. Это — высоконравственная личность с развитым волевым началом, активный сторонник сохранения национальных традиций, этических норм. Доказательством служит вся прожитая стариком жизнь. В его семье, в отношениях с женой царят согласие и полное взаимопонимание» (Беляева, Кудрявцева, 2014: 14).
Небезынтересны следующие записи Н. В. Никольского. Про старую черемиску: «Старуха прядёт. Около неё черемисский мальчик и девочка. Она много им расскажет сказок; задаст загадок; научит, как верить по-настоящему. Старушка с христианством мало знакома, потому что неграмотна; поэтому и детей будет учить правилам языческой религии» (Никольский, 2009: 149). Про девушку-черемиску: «Оборки лаптей связаны симметрично. За этим она должна следить. Всякое упущение по костюму будет ставиться её в вину» (там же: 110); «Низ верхнего белья вышит нарядно. На это потрачено около недели. <…> Особенно много ушло ниток красного цвета. В этом костюме черемиска будет чувствовать себя хорошо и в церкви, и на свадьбе, и на базаре» (там же: 111). Про черемисок: «По характеру истые финки. Лица у них угрюмые. Разговор касается больше домашних дел, сельскохозяйственных занятий. Работают черемиски все, выполняют что и мужчины, кроме пашни. Черемиска в виду своей работоспособности не выпускается из родительского дома (в замужество) ранее 20–30 лет» (там же: 114); «Костюмы их представляют заимствования от чувашек и русских» (там же: 125). Про черемисского мальчика: «С 10–11 лет черемисин учится пахать. Соха древнего устройства. Ходить за нею трудно. На первых порах мальчик выбивается из сил от непомерной работы. Одолевший эту трудность будет считать себя героем; станет гордиться перед товарищами» (там же: 143). Про черемисскую семью: «Живёт семья в согласии. Муж относится к жене с любовью. Воспитательница детей мать семьи. Не зная христианства, она прививает детям черемисское язычество. Незнание ею русского языка отдаляет её и от церкви, и от школы» (там же: 130).
Благополучие семьи и общины имело для марийцев священный смысл (Залялетдинова, 2012: 113). До революции марийцы жили соседскими общинами. Их деревни отличались малодворностью и отсутствием какого-либо плана в размещении построек. Обычно родственные семьи селились рядом, образуя гнездо. Возводили обычно две срубные жилые постройки: одна из них (без окон, пола и потолка, с открытым очагом посередине) служила летней кухней (кудо), с ней была связана религиозная жизнь семьи; вторая (порт) соответствовала русской избе. В конце XIX в. возобладала уличная планировка сел; порядок расположения жилищных и хозяйственных строений во дворе стал таким же, как у русских соседей (Козлова, Пронь, 2000). К особенностям марийской общины можно отнести её незамкнутость: она была открыта для принятия новых членов, поэтому в крае было много этнически смешанных (в частности, марийско-русских) общин (Сепеев, 1985: 152). В марийском сознании семья предстает как семейный дом, который в свою очередь ассоциируется с гнездом птицы, а дети — с птенцами. В некоторых пословицах присутствует также фитоморфная метафора: семья — это дерево, а дети — его ветки или плоды (Яковлева, Казыро, 2014: 650). Более того, «семья ассоциируется не только с домом как постройкой, с избой (например, дом без мужчины — это сирота, и женщина при этом опора трех углов дома, а не четырех, как при муже), но и с оградой, за которой человек чувствует себя надежно и в безопасности. А муж и жена — это два столба для забора, упадет один из них — упадет весь забор, т. е. жизнь семьи окажется под угрозой» (там же: С. 651).
Важнейшим элементом марийской народной жизни, объединяющим людей в рамках своей культуры и способствующим сохранении и передаче этнических поведенческих стереотипов, стала баня. От рождения до смерти баня используется в лечебных и гигиенических целях. По представлениям марийцев, перед общественными и ответственными хозяйственными делами всегда следует помыться, очиститься физически и духовно. Баня считается семейным святилищем марийцев. Посещение бани перед молениями, семейными, общественными, индивидуальными обрядами всегда имело важное значение. Без мытья в бане член общества не допускался к семейным и общественным ритуалам. Марийцы верили, что после очищения телесно и духовно обретали силу и удачливость (Тойдыбекова, 2007: 166).
Среди марийцев уделялось большое внимание выращиванию хлеба. Хлеб для них не просто основной продукт питания, но и средоточие религиозно-мифологических представлений, реализующихся в повседневной жизни людей. «Как у чувашей, так и у марийцев к хлебу воспитывалось бережное, почтительное отношение. Непочатый каравай хлеба был символом благополучия и счастья, без него не обходился ни дин праздник или обряд» (Сергеева, 2012: 137). Марийская поговорка «Выше хлеба не станешь» (Кинде деч кугу от лий) (Сабитов, 1982: 40) свидетельствует о беспредельном уважении этого древнего земледельческого народа к хлебу — «самому драгоценному из того, что выращено человеком». В марийских сказках про Тестяного богатыря (Нончык-патыр) и героя Алыма, который набирается сил, прикасаясь к ржаным, овсяным и ячменным стогам, прослеживается мысль, что хлеб — основа жизни, «он даёт такую силу, против которой не устоит никакая другая сила, человек благодаря хлебу побеждает тёмные силы природы, побеждает противников в людском облике», «в своих песнях и сказках мариец утверждал, что человек силён своим трудом, силён результатом своего труда — хлебом» (Васин и др., 1966: 17–18). Более того, «значимость хлеба не только в его небесном предопределении как главного продукта питания, но и в выражении критерия нравственного. У марийцев существовал обычай дотрагиваться нечаянно обронённым на пол куском хлеба к темени, говоря «вуйышкем возо» (букв. упал мне на голову). <…> место хлеба в оценочной шкале соответствует верхнему миру» (Калиев, 2003: 117).
Марийцы практичны, рациональны, расчётливы. Для них «характерен был утилитарный, чисто практический подход к богам», «свои отношения с богами верующий мариец строил на материальном расчёте, обращаясь к богам, стремился извлечь из этого какую-нибудь пользу или избежать беды», «бог, не приносивший пользы, в глазах верующего марийца начинал терять доверие» (Васин и др., 1966: 41). «То, что было верующим марийцем обещано богу, выполнялось им не всегда охотно. При этом, по его мнению, лучше было бы, без вреда для себя, вообще не исполнить обещание, данное богу, или оттянуть его на неопределённый срок» там же.). Практическая направленность марийского этноменталитета отражается даже в пословицах: «Сеет, жнёт, молотит — а всё языком», «Плюнет народ — станет озеро», «Слова умного человека не пропадут даром», «Кушающий не знает горя, знает его пекущий», «Барину покажи спину», «Человек высоко глядит» (там же: 140).
Об утилитарно-материалистических элементах в мировоззрении марийцев в своих заметках, относящихся к 1633–1639 гг., пишет Олеарий: «Они (марийцы) не верят воскресению мертвых, и затем в будущую жизнь, и думают что с смертью человека, как и с смертью скота, все кончено. В Казани, в доме моего хозяина жил один черемис, человек 45 лет. Услыхав, что в разговоре моем с хозяином о религии, я, между прочим, упомянул о воскресении мертвых, черемис этот расхохотался, всплеснул руками и сказал: «Кто раз умер, тот и для черта остается мертвым. Мертвые так же воскресают, как и мои лошадь, корова, околевшие несколько лет тому назад». И дальше: «Когда я и мой хозяин говорили помянутому выше черемису, что несправедливо чествовать и обожать скотину или другое какое творение, как бога, то он отвечал нам: «А что хорошего в русских богах, которых они вешают на стенах? Это дерево и краски, которым он вовсе не желал бы поклоняться и думает поэтому, что лучше и разумнее поклоняться Солнцу и тому, что имеет жизнь» (цит. по: Васин и др., 1966: 28).
Важные этноментальные черты марийцев раскрываются в книге Л. С. Тойдыбековой «Марийская мифология. Этнографический справочник» (Тойдыбекова, 2007). Исследовательница подчёркивает, что в традиционном мировоззрении марийцев сложилось убеждение, что гонка за материальными ценностями разрушительна для души. «Человек, который готов отдать ближнему всё, что у него имеется, всегда дружит с природой и из нее черпает свою энергию, умеет радоваться, отдавая, и наслаждаться окружающим миром» (там же: 92). Мариец в представляемом им мире мечтает жить в гармонии с природной и социальной средой, чтобы сохранить этот мир и лишь бы избежать конфликтов, войн. На каждом молении обращается к своим божествам с мудрой просьбой: человек приходит на эту землю с надеждой жить «подобно солнцу светя, как месяц поднявшись, искрясь как звезда, свободным как птица, как ласточка щебеча, как шелк жизнь растягивая, подобно роще играя, подобно горам радуясь» (там же: 135). Между землей и человеком сложились отношения, основанные на принципе обмена. Земля дает урожай, а люди по этому неписаному договору приносили земле жертвы, ухаживали за ней и сами уходили в нее по завершении своей жизни. Крестьянин-земледелец просит у богов получить богатый хлеб не только для себя, но и щедро делить его с голодными и просящими. По природе добрый мариец не хочет господствовать, а щедро делится с полученным урожаем со всеми. Крестьянин-мариец в своих просьбах к божествам согласен «уплатить разные налоги», а «оставшимся хочет поделиться с родственниками и с семьюдесятью семью друзьями». От идеальных отношений с близкими и дальними родственниками, однодеревенцами, от семидесяти семи друзей зависит социальное благополучие, атмосфера жизни, успех или неудача в хозяйственных делах. В сельской местности умершего провожали всей деревней. Считается, что чем больше людей участвует в проводах умершего, тем легче ему будет на том свете (там же: 116).
Марийцы никогда не захватывали чужие территории, веками жили компактно на своих землях, поэтому особо хранили обычаи, связанные с родным домом. Гнездо — символ родного дома, а из любви к родному гнезду вырастает любовь к родине (там же: 194–195). В своем жилище человек должен вести себя достойно: бережно хранить семейные традиции, обряды и обычаи, язык предков, соблюдать порядок и культуру поведения. Нельзя в доме ругаться непристойными словами и вести неприличный образ жизни. В доме марийца важнейшими заповедями считались доброта и честность. Быть человеком, значит, быть прежде всего добрым. В национальном облике марийцев проявляется стремление к сохранению доброго и честного имени в самых сложных и трудных обстоятельствах. Для марийцев национальная честь сливалась воедино с добрыми именами родителей, с честью семьи и рода. Символ Деревни (ял) — это родина, родной народ. Сужение мира, вселенной до родной деревни — это не ограничение, а конкретность его проявлений к родному краю. Вселенная без родины не имеет ни смысла, ни значения. Молитвенные слова марийцев связаны с реальной жизнью, практической деятельностью и «поражают своей реалистичностью до детальных разработок». Он в своих мечтах о «совершенном мире» вовсе не витает в облаках, не строит нечто несбыточное, иллюзорное, его представления сугубо конкретны, предметны, вполне реально достижимы (там же: 137).
Русские считали марийцев людьми, владеющими тайными знаниями как в хозяйственной деятельности (в земледелии, охоте, рыболовстве), так и в духовной жизни. Во многих деревнях институт жрецов сохранился по сей день. В 1991 г., в переломный момент для активного пробуждения национального самосознания, была легализована деятельность всех уцелевших картов, жрецы вышли из подполья, чтобы открыто служить своему народу. В настоящее время в республике около шестидесяти жрецов-картов, они хорошо помнят обряды, моления, молитвы. Благодаря жрецам, около 360 священных рощ взяты под государственную защиту. В 1993 г. состоялось собрание святейшего совета всемарийского духовного религиозного центра (там же: 101).
Особое влияние на формирование этноменталитета марийцев оказали так называемые табу-запреты (Ок йоро, Ойоро), которые предостерегают человека от опасности. Слова Ойоро — неписаные законы почитания, выработанные на основе определенных правил-запретов. Нарушение этих слов-запретов неминуемо влечёт жестокую кару (болезнь, смерть) со стороны сверхъестественных сил. Запреты Ойоро передаются из поколения в поколение, дополняются и обновляются с требованием времени. Поскольку в марийской религиозной системе небо, человек и земля представляют неразрывное единство, то общепринятые нормы поведения людей по отношению к объектам и явлениям природы вырабатывались на основе почитания законов Космоса. Прежде всего, марийцу запрещалось уничтожать птиц, пчел, бабочек, деревья, растения, муравейники, так как природа будет плакать, заболеет и погибнет; запрещалось рубить деревья на песчаных местах, горах, так как земля могла заболеть. Помимо экологических запретов, существуют нравственно-этические, медицинские и санитарно-гигиенические, экономические запреты, запреты, связанные с борьбой за самосохранение и техникой безопасности, запреты, связанные со святыми рощами — молитвенными местами; запреты, связанные с похоронами, с благоприятными днями для начала больших дел (цит. по: Тойдыбекова, 2007: 178–179). Для мари грехом (сулык) является убийство, кража, колдовство-порча, ложь, обман, непочитание старших, доносительство, непочитание бога, нарушение обычаев, табу, обрядов, работа в праздники. Марийцы считали сулыком мочиться в воду, рубить священное дерево, плевать в огонь (там же: 208).
В значимом для понимания марийского этноменталитета диссертационном исследовании Г. Е. Шкалиной «Традиционная культура и современное самосознание народа мари» (Шкалина, 2003, эл. ресурс) утверждается, что «основы ментальности народа мари находятся в представлениях о бесконфликтном саморазвёртывании мира в процессе его творения из первоматерии; этим отличается его мифология от индоевропейской» (там же), а также «современное обращение к традиционной культуре народа мари открывает новые перспективы не только для него самого, но и для России, для мирового сообщества». Во-первых, это выработка ценностных ориентаций, отвечающих утверждению экологического сознания, экологии духа, необходимых современному человеку вне зависимости от места его проживания. Во-вторых, готовая модель гармоничного жизнеустроения в природе. Традиционное общество мари и сегодня во многом отличается сбалансированным, органичным культурно-хозяйственным укладом жизни. В-третьих, гуманитарная социальная практика. Традиция как содержание социоестественной ментальности служит базовой ценностью, предопределяющей сбалансированную устойчивость культурной модели. «Такая модель не несёт в себе конфронтации, агрессии, изоляционизма, а открыта для всех народов, культур, вероисповеданий» (там же). «Любовь, радость, признание, доверие, терпимость, дружелюбие, искренность, простота, честность, преданность, самоотверженность, сострадание, великодушие, щедрость, милосердие» для мари являются «чувствами созидательного характера», и именно эти чувства являются признаками истинной марийской этнокультуры (там же).
В заключение можно отметить, что представители марийского этноса в иноэтнической среде сохраняют культурно-дружеские связи друг с другом, продолжают общаться на родном языке, имеют дома традиционные костюмы, которые с удовольствием демонстрируют во время праздников и фестивалей. «Несмотря на то, что традиционную семантику материальных предметов понимают лишь представители старшего поколения (45–60 лет), культурной ассимиляции марийцев чувашами и русскими не происходит — соседствующие этносы выделяют марийцев по этническому признаку» (Лобанова, 2002: 56). Как призыв к землякам-современникам звучат слова доктора философских наук, профессора Марийского государственного университета В. С. Соловьёва: «У нас не было межнациональных конфликтов, получивших широкое общественное звучание. Для основной массы населения республики характерны дружба, взаимопонимание, сотрудничество. Это — наша величайшая ценность, и этим надо уметь дорожить, это нужно уметь хранить. Надо ценить то, что марийцы, давшие название нашей республике, не претендуют на особое положение в ней, не выпячивают свои национальные интересы, умеют поступаться какими-то заботами ради общего благополучия» (Соловьёв, 1991: 55).
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Беляева, Т. Н., Кудрявцева, Р. А. (2014) Поэтика марийской драматургии начала XXI в. // Финно-угорский мир. № 1. С. 13–16.
Бой, Анн-Дорит (2010) Последние язычники Европы: В центре России, на левом берегу Волги, между Казанью и Нижним Новгородом, народ мари хранит свою культуру и религию, основанную на вере в силу природы // GEO: интернет-сайт. № 145. Апрель. URL: http://www.geo.ru/puteshestviya/poslednie-yazychniki-evropy (дата доступа: 20.07.2014).
Большов, С. В., Большова, Н. А., Данилов, О. В. (2008) Древние культовые памятники Марий Эл (по археологическим, этнографическим, фольклорным и историческим источникам): монография. Йошкар-Ола: Мар. гос. ун-т.
Брыляков, А. В., Халапсин, В. Б. (1963) Преображённая земля (о Марийском крае). М.: Советская Россия.
Васикова, Л. П. (1997) Проблема государственности языков в свете Концепции государственной национальной политики // Национальные отношения и государственная национальная политика в республике Марий Эл: материалы научно-практической конференции (г. Йошкар-Ола, 25–26 апреля 1997 г.) / науч. ред. Г. Н. Крайнов. Йошкар-Ола: Прав-во Республики Марий Эл. С. 35–39.
Васин, К. К. (1959) Страницы дружбы. Историко-литературные очерки. Йошкар-Ола: Мар. кн. изд-во.
Васин, К. К., Коробов, С. А., Рейнфельдт, Б. К. (1966) Из истории развития философской и общественно-политической мысли в Марийском крае (дооктябрьский период). Йошкар-Ола: Мар. кн. изд-во.
Герасимов О. М. (1999) Народная музыка народа мари: традиции и современность. Йошкар-Ола.
Егоров, Д. В. (2012) Особенности договорных отношений у чувашей и марийцев во второй половине XIX — начале ХХ веков // Чуваши и их соседи: этнокультурный диалог в пространственно-временном континууме: материалы межрегиональной научно-практической конференции (г. Чебоксары, 15–16 ноября 2011 г.) / сост. и отв. ред. В. П. Иванов. Чебоксары: ЧГИГН. С. 125–136.
Залялетдинова, Р. М. (2012) Анимизм у восточных марийцев в XIX — начале ХХ века в исследованиях П. Верта // Менталитет и этнокультурное развитие волжских народов: история и современность: материалы межрегиональной научно-практической конференции (г. Чебоксары, 8–9 ноября 2012 г.) / сост. и отв. ред. Г. А. Николаев. Чебоксары: ЧГИГН. С. 110–114.
Зорина, З. Г. (1997) «Великие традиции» и язык // Национальные отношения и государственная национальная политика в республике Марий Эл: материалы научно-практической конференции (г. Йошкар-Ола, 25–26 апреля 1997 г.) / науч. ред. Г. Н. Крайнов. Йошкар-Ола: Прав-во Республики Марий Эл. С. 35–39.
Калиев, Ю. А. (2003) Мифологическое сознание мари: Феноменология традиционного мировосприятия: монография. Йошкар-Ола: Маар. гос. ун-т.
Кандаратский, М. Ф. (1889) Признаки вымирания луговых черемис Казанской губернии (эпидемия зоба и кретинизма). Казань.
Козлова, К. И., Пронь, Л. Г. (2000) Марийцы // Уральская историческая энциклопедия / гл. ред. В. В. Алексеев. Екатеринбург: Институт истории и археологии Уро РАН; Академкнига..
Крысько, В. Г. (2002) Этническая психология. М.: Изд. центр «Академия».
Лобанова, Т. В. (2002) Марийский этнос в Самарском крае: существование в иноэтнической среде (по материалам этнографических экспедиций 2001–2001 гг.) // Актуальные проблемы этнической и религиозной толерантности народов Поволжья: тезисы докладов научно-практической конференции (г. Самара, 17–18 октября 2002 г.) / отв. ред. Р. М. Фокина. Самара: Изд-во СГПУ. С. 55–56.
Марийские поэты: сборник стихотворений (1956) Йошкар-Ола: Маркнигиздат.
Марийский язык в интернете // Гражданин: молодёжный интернет-журнал города Йошкар-Ола. URL: http://www.mgrazhdanin.ru/online/6841-mariyskiy-yazyk-v-internete.html (дата доступа: 30.06.2014).
Матвеев, Г. Б. (2009) Марийцы // Чувашская энциклопедия: в 4 т. Т. 3: М-С. Чебоксары: Чуваш. кн. изд-во. С. 45.
Никольский, Н. В. (2008) Черемисы (марийцы) (По историко-этнографическому очерку о черемисах И. Н. Смирнова) // Никольский Н. В. Собр. соч.: в 4 т. Т. III. Труды по истории, культуре и статистике народов Волго-Уралья и Сибири. Чебоксары: Чуваш. кн. изд-во. С. 348–358.
Никольский, Н. В. (2009) Черемисы-марийцы // Никольский Н. В. Собр. соч.: в 4 т. Т. IV. Этнографические альбомы. Чебоксары: Чуваш. кн. изд-во. С. 101–172.
Новиков, С. С. Общенациональная идея и консолидация марийцев // Финно-угорская газета «KUDO+KODU» («Дом+Очаг»): интернет-сайт. URL: http://www.kudokodu.ru/archive/youth/mod-rb/glava1.htm (дата доступа: 20.07.2014).
Потехин, А. А. (1873) С Ветлуги. Очерк. В сочинениях, т. 1. СПб.
Прокушев, Г. И. (1982) Художники Марийской АССР. Л.: Художник РСФСР.
Сабитов, С. С. (1982) К вопросу о происхождении некоторых мотивов в марийских волшебных сказках // Вопросы марийского фольклора и искусства. Вып. 3. Йошкар-Ола: МНИИ. С. 34–42.
Сепеев, Г. А. (1985) Марийцы // Народы Поволжья и Приуралья. Историко-этнографические очерки / отв. ред. Р. Г. Кузеев. М.: Наука. С. 141–174.
Сергеева, Е. В. (2012) Сравнительная характеристика культуры питания чувашей и марийцев: традиция и современность // Чуваши и их соседи: этнокультурный диалог в пространственно-временном континууме: материалы межрегиональной научно-практической конференции (г. Чебоксары, 15–16 ноября 2011 г.) / сост. и отв. ред. В. П. Иванов. Чебоксары: ЧГИГН. С. 137–143.
Смирнов, И. Н. (1889) Черемисы. Историко-этнографический очерк. Казань.
Соловьёв, В. С. (1991) Многонациональность — наше богатство. Йошкар-Ола: Мар. кн. изд-во.
Спасский, Н. (1912) Очерки но родиноведению. Казанская губерния. Казань.
Тойдыбекова, Л. С. (2007) Марийская мифология. Этнографический справочник. Йошкар-Ола: Изд-во ОАО «МПИК».
Шкалина, Г. Е. (2003) Традиционная культура и современное самосознание народа мари: автореф. дис. … д-ра культурологии. Йошкар-Ола // Dissercat: электронная библиотека диссертаций. URL: http://www.dissercat.com/content/traditsionnaya-kultura-i-sovremennoe-samosoznanie-naroda-mari (дата доступа: 20.06.2014).
Яковлева, С. Л., Казыро, Г. Н. (2014) Сравнительный анализ метафорических моделей концепта «семья» в марийской и финской паремиологии // Фундаментальные исследования. № 5. С. 649–652.
Русский
English
