Под редакцией проф. А. В. Павловской и канд. полит. наук Г. Ю. Канарша
Сайт создан при поддержке Российского гуманитарного научного фонда (проект №13-03-12003в)

Главная/Этнокультурное многообразие России/Этнопсихологические особенности народов России/Северный Кавказ/

Павлова О. С. Основные детерминанты поведения представителей Северного Кавказа: история и современность

Воспитание современной молодежи невозможно без создания национальной государственной идеи, фундаментом которой должен стать интернационализм. При этом необходимо учитывать важнейшую мировую тенденцию последних десятилетий: усиление этнического самосознания народов, что, как известно, усугубляет различия между этносами, населяющими нашу многонациональную Родину. Очевидно, что оптимальная межкультурная коммуникация должна строиться на знании этнических и культурно-исторических особенностей народов, поиске общих и частных черт национального менталитета.

Особенно остро межнациональные противоречия проявляются во взаимоотношениях представителей славянских народов и народов Северного Кавказа. Войны и экономическая нестабильность этого региона привели к массовым миграциям народов, издавна там проживающих, по всей территории России. В сознании обывателей Северный Кавказ — это земля, где проживают воинственно настроенные мусульмане, живущие по законам шариата и творящие джихад; это источник постоянной опасности для всей России. Между тем, Северный Кавказ — это десять субъектов РФ, из которых официальная власть Ставропольского и Краснодарского краев, Ростовской области и Северной Осетии причисляет себя к православному миру, а в Адыгее, Карачаево-Черкесии, Кабардино-Балкарии, Ингушетии, Чечне и Дагестане местная власть считает основной религией ислам. Следует оговориться, что во второй группе только в части республик преобладает мусульманское население (или, скорее, народы, некогда принявшие ислам, так как влияние этой религии на кабардинцев, черкесов и адыгейцев незначительно), в Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии и Адыгее основная масса населения — русские или представители других немусульманских народов (украинцы, армяне, евреи). А в глазах общественности создается некий образ единого мусульманского, враждебного для православия (читай «для всей России», т. к. 80% населения РФ — русские, т. е., православные), мира.

Таким образом, объединение территории Северного Кавказа в единый национально-религиозный регион, по меньшей мере, поверхностно, а зачастую даже опасно. В отношении национального состава северокавказский регион представляет собой весьма неоднородную территорию, населенную множеством этносов. Часть из них достаточно многочисленны, другие представлены несколькими сотнями людей. Многие народы имеют свой язык, некоторые же утратили его или влились в более крупные языковые семьи. Одни народы принадлежат к автохтонным народам Кавказа, другие же переселились на эту территорию сравнительно недавно. Эти и многие другие факторы оказывают существенное влияние на поведение представителей Северного Кавказа. Настоящая работа посвящена изучению основных детерминант поведения представителей различных кавказских народов, которое необходимо для налаживания межкультурной коммуникации не только в данном регионе, но и по всей России.

Основываясь на мнениях различных ученых, обращающих свой взор к изучению поведения представителей Северного Кавказа, можно сделать предположение, что основными факторами, определяющими поступки людей, являются следующие:

  1. Традиционно высокий уровень религиозности населения Северного Кавказа.
  2. Этикетность кавказских культур, закрепленная в соответствующих кодексах чести народов: «нохчалла» — у чеченцев, «гlалгlай эздел» — у ингушей, «адыгэ хабзэ» у адыгов (кабардинцев, черкесов, адыгейцев) и др.
  3. Сильное влияние адатного (обычного) права, до сих пор регламентирующего поведение людей и стоящего порой выше общегосударственного закона.
  4. Коллективистический характер культуры кавказских обществ.

Именно эти факторы, на наш взгляд, определяют отношения представителей народов между собой, с другими народами, и, в конечном счете, влияют на восприятие и оценку их поведения со стороны других народов, например, русских.

Рассмотрим последовательно эти факторы на примере народов, принадлежащих к двум языковым семьям: адыги (кабардинцы, черкесы, адыгейцы) и вайнахи (чеченцы и ингуши). Интерес именно к этим народам обусловлен тем, что эти этносы являются титульными в пяти республиках Северного Кавказа. Основными методами, используемыми в данной работе, были: анализ литературы по данной проблеме (психологической, исторической, этнографической, художественной и др.), метод включенного наблюдения (во время поездок автора в 2007–2008 году в Ингушетию, Адыгею, Карачаево-Черкесию, Кабардино-Балкарию), метод беседы с представителями вайнахов и адыгов, проживающих в Москве и в вышеназванных республиках. Мы отдаем себе отчет в том, что привлечение эмпирических данных возможно подтвердит или опровергнет собранный материал, и ставим задачу дальнейшего изучения поставленных перед исследованием проблем.

Адыги (Леонтьев, 2004) относятся к абхазо-адыгской языковой семье, в состав которой входят пять языков: абхазский, абазинский, кабардинский, адыгейский, и убыхский (ныне мертвый язык, т. к. недавно скончался последний убых). Согласно переписи населения 2002 года численность адыгов в России около 710 тыс. человек (адыгейцы — 129 тыс.человек, кабардинцы — 520 тыс.человек, черкесы — 61 тыс.человек). По всему миру в настоящее время, согласно данным представителей адыгской диаспоры, проживают около 5–7 млн. адыгов, переселившихся из России в разное время, например в годы Кавказской войны (1753–1864 годы). Все эти народы принадлежат к автохтонным народам Северного Кавказа и имеют этноним «адыгэ», иноназвание «черкесы». Всемирную известность народ приобрел благодаря черкеске — национальному костюму, который является одним из пяти классических типов мировой одежды (Озова, 2004: 178) и стал одним из символов Кавказа.

Нахская языковая семья насчитывает три языка: чеченский (на нем говорят около 1361 тыс. чеченцев), ингушский (ингушей 412 тыс.человек) и народ, проживающий на территории Грузии — бацбийцы (около 3 тыс. человек). Таким образом, представителей нахской языковой группы в России около 1773 тыс. человек. Часть чеченцев и ингушей проживают в настоящее время в Средней Азии, куда были сосланы в 1944 году Сталиным.

Самоназвание ингушей — «гIалгIай» большинством ученых переводится как «обитатели, жители башен». Ингушские башни также являются одним из символов Северного Кавказа (так, башенный замковый комплекс Вовнушки лидирует в конкурсе «Семь чудес России», проводимом телеканалом РТР). Ингуши — это русское название народа, впервые в русских источниках появилось в XVIII веке и происходит от названия основанного ингушами в конце XVII века селения Ангушт — одного из первых поселений на равнине.

Чеченцы — самый многочисленный народ Северного Кавказа. Этноним чеченцев — «нохчо», (древнейшее название — «нахча», что позволяет перевести этот термин от вайнахского слова «нах» — народ, люди).

1. Ислам в жизни адыгов и вайнахов.

Обратимся к историческому анализу данного вопроса. Мусульманство на Северном Кавказе устанавливалось долго и неоднозначно. Северный Кавказ всегда был границей между Россией и Турцией, между исламским и христианским миром. Для адыгов принятие ислама было способом борьбы против колониальной политики России, хотя сами адыги никогда религиозными фанатиками не являлись и сейчас лишь номинально считают себя мусульманами (Малашенко, 2001).

Процесс распространения ислама на Северо-Западном Кавказе (Нефляшева, 2006) начался в XIV веке. Адыги знакомились с догматикой и культовой практикой ислама через торговые, военные контакты и отношения аталычества с Золотой Ордой, соседним государством, официально заявившим об исламе как о своей государственной религии в начале XIV века. В дальнейшем учение Мухаммеда распространялось на Северо-Западный Кавказ из Дагестана, Османской империи и Крымского ханства. Активизация антиколониальной борьбы против российского проникновения на Кавказ способствовала ускорению принятия ислама прежде всего как идеологической основы консолидации адыгского этноса.

Основной чертой исторического и современного значения ислама в жизни адыгов надо назвать следующую: ислам проник в жизнь адыгов в тех пределах, в которых он не противоречил морально-этическому кодексу адыгэ хабзэ (Бгажноков, 1999). Осознавая себя членами мусульманской уммы, адыги остались привержены своим традиционным ценностям и представлениям об обществе, о времени, о судьбе и личном достоинстве. «...Ислам выступал для адыгов не как альтернатива, а как дополнение, лишнее подтверждение правильности их народной этики и морали» (Ханаху, Цветков, 1996: 154).

Этническая идентичность на Северо-Западном Кавказе всегда преобладала над религиозной: быть адыгом было важнее, чем мусульманином. Специалисты отмечают, что в адыгском сознании сформировались представления, аналогичные представлениям многих народов Кавказа о своих этнических моральных кодексах, об адыгстве как о творении Аллаха и о «Создателе на небесах и дарованном им адыгстве на земле». Но этот тезис кажется нам спорным. Беседы с современными адыгами показывают, что большинство из них противопоставляют адыгэ хабзэ и ислам. Идеологически адыгэ хабзэ и ислам во многом пересекаются: высокая нравственность, почтительность, чувство меры адыгской морали не противоречат догмам ислама. С другой стороны, с точки зрения истинного мусульманина, веселье и развлечения грешны. Тогда как одной из важных черт адыгской культуры является институт игрищ и праздников, и наличие в нем, в частности, такой фигуры как джегуако (артист, трубадур, поэт, певец; непременный участник всех праздников). «Борьба между муллами и джегуако была борьбой идеологической, борьбой за власть над душами людей. Как известно, джегуако сохранили языческое мировосприятие, они благополучно пережили христианский период адыгской истории. Что же касается веселого, остроумного и свободного поведения джегуако, являющегося воплощением языческого жизнелюбия, то они прямо противоречили мрачному мусульманскому миросозерцанию. То обстоятельство, что песенный фольклор адыгов почти не испытал влияния мусульманского мировоззрения и в нем редко встретишь имена Аллаха, его пророка и ангелов, говорит самым лучшим образом о том, что ислам остался для них чуждым, непринятым» (Налоев, 2004: 177) (в речи современных адыгов Аллах упоминается, на наш взгляд, столь же часто, сколько упоминается в речи русских бог («Слава Аллаху» — говорят адыги, «Слава Богу» — говорят русские). При этом эти слова, скорее, устойчивые обороты, а не выражение истинной веры в бога).

Возвращаясь к исторической стороне вопроса, можно отметить, что несмотря на проникновение ислама, в обрядовой сфере адыгов, за исключением похоронного ритуала, всегда преобладали местные традиции, сочетавшие языческо-христианские элементы. Кроме того, разные слои адыгского общества являлись носителями разной религиозности — аристократия и крестьяне ориентировались на адат или шариат в зависимости от конкретных обстоятельств. Адыгские эфенди (служители культа; название заимствовано из Турции, где так назывался в качестве обращения очень широкий круг лиц — наследников султанского дома, образованных людей, чиновников, высших армейских офицеров, духовенство, иностранцев) были, как правило, выходцами из крестьян. Другой особенностью ислама на Северо-Западном Кавказе является отсутствие у адыгских эфенди серьезных экономических позиций: они посвятили свою жизнь проповеди исламского благочестия и образовательной деятельности и не владели обширными земельными угодьями. Русские власти после завоевания Северо-Западного Кавказа не нашли здесь сформированных исламских институтов и сложившейся группы (сословия) служителей культа. Практически эти институты и группы стали конструироваться российской имперской и местной властью. Одним из направлений исламской политики России на Северо-Западном Кавказе было упорядочение и регламентация деятельности духовенства.

Служители мусульманского культа, хотя составлявшие и немногочисленное сообщество, обладали безусловным авторитетом, который был основан на их образованности и престижности самого духовного звания. Рассудительность, этикетность поведения, культивируемые в адыгской нормативной культуре, делали служителей культа необычайно близкими и открытыми людьми для всех социальных групп. Их благочестие было действительно одинаково основано на идеях исламского «следования Господней воле и Его Закону» и на традиционных предписаниях адыгагъэ (адыгства) и соответствовало ожиданиям адыгского общества. В конце XIX века при поддержке российской царской администрации было построено много мечетей, которые выполняли основные присущие этому социокультурному центру функции: культового здания, школы, места общественных собраний. Религиозные школы давали возможность получить первоначальные знания прежде всего выходцам из крестьян. Особо выделялись среди них новометодные школы, открытые у адыгов в начале ХХ в., и далеко выходившие за рамки обучения учеников на арабском языке основным положениям мусульманского вероучения. Курс обучения в таких школах составлял 2–4 года. Здесь подростки впервые изучали русский язык, на родном языке знакомились с историей, арифметикой, географией, основами астрономии. Религиозная школа длительное время оставалась для большинства крестьянских детей единственной возможностью социального продвижения. В начале ХХ в. появляется книжная продукция, созданная самими адыгскими эфенди — поэтические биографии Пророка Мухаммеда, статьи о необходимости образования. Сама мусульманская адыгская интеллигенция становится распространителем произведений мыслителей и поэтов Востока, утверждавших ценность человеческой личности, ее права на собственный мир чувств. Мусульманское школьное образование обладало перспективами дальнейшего развития. Увеличение количества светских предметов, повышение образовательного уровня преподавателей при интенсификации культурного обмена с адыгами диаспоры в дальнейшем могло бы способствовать превращению начальной религиозной школы в один из каналов распространения исламского знания. Таким образом, к 1917 году в регионе сложилась ситуация, благоприятная в целом для освоения, сохранения, воспроизводства и межпоколенной передачи мусульманской культуры. Этому способствовали, кроме того, налаженная сеть мусульманского образования и ежегодное паломничество в святые земли ислама, связывавшие адыгских мусульман со всей уммой.

Начало становления ислама в Чечне и Ингушетии датируется с VII века, а окончательное принятие ислама связано с серединой XIX века. В отличии от Западного Кавказа, на Востоке вайнахи оказались активно втянуты в Кавказскую войну, поддержав ее основных лидеров и идейную базу — ислам. Так, весной 1785 года в Чечне появился мусульманский проповедник — шейх Мансур, или Ушурма, который, стремясь объединить горцев для борьбы с царскими колонизаторами, в своих публичных выступлениях призывал их к газавату, или «священной войне» против «неверных». Таким образом, идеологической основой, позволившей частично консолидировать в антиколониальной борьбе разноплеменное и политически разобщенное кавказское население, стал ислам. Ислам на Северном Кавказе (в Дагестане) стал распространяться еще во времена Арабского халифата, но его утверждение в качестве господствующей религии для большинства местных народов — значительно более позднее явление. Так, к вайнахам на плоскость и в предгорья это учение проникло не ранее XV–XVI веков, а в нагорной части Чечни и Ингушетии влияние мусульманства было слабым и в XVII–XVIII веках. Известно, что ингушские старейшины присягали в XVIII – начале XIX века не на Коране, а именем своих языческих богов, хотя к этому времени мусульманство уже бытовало среди определенной части ингушей (Анчабадзе, 2001).

В 20-х годах XIX века на Северо-Восточном Кавказе начинается новое объединительное движение, проходившее под знаменем «мюридизма» — одной из разновидностей ислама[1], в результате которого в горах Дагестана и Чечни образовалось теократическое государство — имамат. В 1834 году его возглавил аварец Шамиль (1797–1871), талантливый государственный деятель и полководец. Под его руководством чеченцы и дагестанцы еще 25 лет отстаивали свою независимость в борьбе с Российской империей.

Кроме открытого вооруженного сопротивления в Чечне в начале 60-х годов XIX века возникло религиозно-мистическое движение — зикризм (араб. зикруллах — молитвословие). Его проповедник — шейх Кунта-Хаджи, сын Киши, из чеченского селения Илсхан-Юрт, человек, известный честным образом жизни, строгой нравственностью и трудолюбием, призывал к миру и любви к ближнему. От своих последователей (мюридов) Кунта требовал соблюдать шариат, а выход из всех бед, обрушившихся на людей, искать у Бога, уповать только на его милость. Кунта-Хаджи проповедовал среди чеченцев и ингушей ислам в форме кадырийского тариката суфизма (Кодзоев, 2002).

Постижение истины (Бога) происходит, по мнению суфиев, путем радения — зикра, с помощью которого суфии входят в экстаз и достигают озарения. Зикры в различных тарикатах суфизма различаются по способу радения на громкий зикр (джахрия) и молчаливый, созерцательный зикр (хуфийя). Зикр состоит из бесконечных повторений формулы единства Бога — «нет бога, кроме Аллаха» («ля иллаха илялляха»). Среди суфиев этих двух направлений велись споры о том, какой из ритуалов радения богоугоден. В дальнейшем эти споры привели к размежеванию между суфиями — последователями громкого зикра и суфиями — последователями молчаливого зикра. Громкого способа радения зикра придерживались последователи кадырийского тариката, названного так по имени его основателя Абд аль-Кадыра Гиляни из Багдада, жившего в XII в. Молчаливого созерцательного зикра придерживались последователи накшебендийского тариката, основанного Бахауддином Накшбенджи из Бухары, жившего в XIV в. Накшбендийский тарикат был распространен в Дагестане и Чечне с конца XVIII в. Проникновение кадырийскoro тариката на Северо-Восточный Кавказ было связано с деятельностью Кунта-Хаджи.

Царская администрация вначале снисходительно смотрела на мирное движение зикристов, но из-за бурного роста численности последователей Кунты встревожилась. В 1864 году Кунта-Хаджи и его брат были арестованы и срочно вывезены из Чечни. Спустя несколько дней до трех тысяч зикристов, собравшись около селения Шали, потребовали от властей их освобождения, но получили отказ. Для разгона толпы были выдвинуты войска и артиллерия. Тогда верующие с одними шашками и кинжалами в руках пошли в атаку на выстроенные в боевой порядок войска и были встречены пулями и картечью (чеченцы назвали потом эту трагедию кинжальным боем). Погибли 164 зикриста, в том числе 6 женщин, переодетых в мужскую одежду. Кунта-Хаджи, высланный в Новгородскую губернию, умер там от истощения в 1867 году.

После высылки Кунта-Хаджи его учение на Северном Кавказе было под запретом. Но движение мюридов, ушедшее в подполье, все больше ширилось. В начале 1880-х гг. образовываются новые мюридские общины, отпочковавшиеся от кунтахаджинской общины. В Ингушетии широкое распространение получили общины Бамат-Гирея-Хаджи Митаева из чеченского селения Автуры и Батал-Хаджи Белхароева из селения Сурхахи. Но даже в начале XX века ислам бытовал в среде вайнахов наряду с языческими традициями. Так, в романе И.Базоркина «Из тьмы веков» описываются языческие обряды и праздники ингушей, идущие из глубокой древности. Например, чтобы остановить дождь, языческая часть ингушского аула обращалась к богу солнца Елты, а мусульманская молилась вместе с Хасан-муллой и резала бычка «в жертву великому Аллаху» (Базоркин, 2002).

Советская эпоха ислама на Северном Кавказе с точки зрения современных исследователей, может быть поделена на несколько периодов (Малашенко, 2001). Первый период охватывает 1917-середину 20-х годов XX столетия. После Октябрьской революции мусульманство находилось в более выгодном отношении по сравнению с православием. Мусульманам дозволено было придерживаться традиционных укладов. В 1921 году на территории Северного Кавказа действовали шариатские суды.

Второй период (середина 20-х годов – 40-ые год XX в.) связан с подавлением советской властью мусульманской веры, действовавшем под лозунгом «Борьба с религией — борьба за социализм». Выражалось это в закрытии мечетей, репрессиях исламского духовенства, запрещении мусульманского образования. Так, после репрессий 30-х годов в Кабардино-Балкарии и Адыгее не осталось ни одной мечети. В 1937 году был разгромлен Чечено-Ингушский национальный центр, в результате чего было репрессировано не только исламское духовенство, но и старейшины родов. Таким образом, борьба советской власти с исламом носила не только антирелигиозный, но и антитрадиционный характер. Период 20–30-х годов характеризуется джихадом — горскими восстаниями на Северном Кавказе. Мусульмане укрывали в горах религиозную литературу (уже во времена перестройки были найдены спрятанные в то время средневековые арабские рукописи).

Депортация исламских народов Северного Кавказа в Среднюю Азию и Сибирь не была напрямую связана с борьбой с исламом, но повлияла на взаимоотношения власти и ислама. Вместе с тем, ислам на Северном Кавказе и в годы репрессий сохранил свои основные черты, в отличие от ислама в Поволжье, где он был искоренен практически полностью.

Третий период охватывает середину 40-х – 50-ые годы и характеризуется некоторой либерализацией религиозной политики. Так, в 1943 году было создано Духовное управление мусульман СК в г. Буйнакске. В 1945 году была отправлена группа паломников в Мекку; были открыты некоторые мечети.

В начале 50-х годов начался четвертый период, который характеризовался новым витком давления на верующих, нарастанием атеистической пропаганды. Одна из главных задач — разделить национальные и религиозные традиции, которые в мусульманстве взаимосвязаны прочнее, чем в других религиях.

70–80-ые годы XX века — так называемый «исламский бум» во всем мире, выражавшийся в Исламской революции в Иране, триумфе исламистов в Судане, джихаде в Афганистане, что привело к активизации исламского населения в Советском Союзе. Но события 90-х годов не были связаны с борьбой сепаратистов за мусульманизацию населения. Д.Дудаев представлял Ичкерию светским государством. Скорее под лозунгом священной войны удалось консолидировать исламские народы, усилив конфликт между Москвой и Чечней. Ислам использовался не как цель, а как средство консолидации.

Таким образом, исторический анализ показывает, что изначально вайнахи были гораздо более религиозны, нежели адыги. Аналогичная ситуация сохранилась и в настоящее время. Несмотря на то, что в последние 10–15 лет в адыгских республиках распространился религиозный экстремизм, особенно среди молодежи, что связано с процессами, происходящими в других республиках Северного Кавказа, в частности, Чечне и Дагестане. Эти приверженцы чистого ислама соблюдают основные мусульманские обряды: делают намаз, соблюдают пост; строги в одежде (женщины носят хиджаб). Но большинство населения таких радикально настроенных мусульман не поддерживает и говорит о них с оттенком презрения как о религиозных фанатиках. Основная часть адыгов может быть названа мусульманами чисто номинально.

Современные вайнахи являются наиболее религиозными народами Северного Кавказа. Во всех селах и городах поражают своим размахом мечети, куда на традиционную молитву по пятницам собирается много верующих. Мечеть для них не только место молитвы и проповеди, но и место встречи, где можно обсудить последние новости, а вдали от родины — встретить земляков. Чеченцы и ингуши активно демонстрируют свою веру: имя Аллаха употребляется не в качестве присказки, а с глубоким почтением и богобоязненностью. Абсолютно естественным и вызывающим уважение является выполнение пяти намазов в день. Многие взрослые люди держат уразу (пост во время месяца рамазан). Верующие стремятся посетить Мекку; встречаются те, кто совершал паломничество по 5–7 раз. Среди вайнахов принято гордиться своей верой; даже те, кто не выполняет все основные требования ислама, стремятся к этому и стараются скрыть от посторонних нарушения столпов ислама. В общении с вайнахами обращает на себя внимание и тот факт, что религиозность поддерживается не только на внешнем, обрядовом, уровне. Вера в силу Аллаха и предопределенность судьбы очень часто вербализуется. Если какое-то событие произошло, ингуши часто говорят: «Значит, Аллаху так было угодно». При этом часто произносится: «Все в руках Аллаха». Кара Всевышнего и его милость — вполне осязаемые для вайнахов проявления, связанные с верой в бога. Дети в современных ингушских и чеченских семьях вырастают в обстановке богобоязненности и глубокой веры в бога.

Таким образом, уровень религиозности в адыгских и вайнахских семьях абсолютно различный. То, что у адыгов является религиозным фанатизмом и не поддерживается большинством (например, выполнение намазов, отказ от спиртного, соблюдение поста), у вайнахов является достоинством, к которому должен стремиться любой уважающий себя чеченец или ингуш. Для адыга стержневой основой национального самосознания, этничности является соблюдение норм морального кодекса «адыгэ хабзэ», который ставится выше, чем религия; для вайнаха соблюдение морального кодекса связано, в первую очередь, с поддержанием веры и религиозных норм, которые органично врасли в структуру моральных кодексов чеченцев («нохчалла») и ингушей («галгай эздел»). Обратимся к анализу моральных кодексов народов Северного Кавказа.

2. Моральные кодексы северокавказских народов.

Моральные кодексы народов Северного Кавказа являются сводом неписанных правил поведения каждого человека, принадлежащего к определенной этнокультурной общности. Моральные кодексы берут свое начало в глубокой древности и передаются из поколения в поколение в процессе социализации и инкультурации. Проанализировать содержание морального кодекса весьма затруднительно; в основном это возможно с помощью наблюдения за поведением представителей народа и анализа его субъективной культуры: эпоса, традиций, обычаев. Хотя в настоящее время имеются попытки изложить свод норм и правил поведения на бумаге. В отношении адыгов наиболее удачной является известная работа выдающегося кабардинского ученого — филолога, этнолога, психолога Б. Х. Бгажнокова «Адыгская этика» (Бгажноков 1999).

Б. Х. Бгажноков отмечает, что основу «адыгства» (т. е. адыгской этики) составляют пять постоянств: человечность, почтительность, разум, мужество, честь. Подробно раскрывая каждую из пяти основ адыгства, Б. Х. Бгажноков пишет: «при участии и под контролем этики осуществляется познание мира, выкристаллизовываются чувства, предпочтения, оценки, формируются представления о долге и должном поведении, изменяется Я-образ личности. И хотя о тотальном влиянии говорить не приходится, нужно признать, что адыгство определяет во многом не только моральные, но также волевые и интеллектуальные качества человека. Даже темперамент, будучи врожденным психофизиологическим свойством, испытывает на себе регулирующее воздействие этики. Менее бурными и импульсивными становятся реакции холерика, больше силы и уверенности приобретают действия слабого, ранимого и застенчивого меланхолика, устраняется медлительность флегматика и поспешность сангвиника. Устанавливается, кроме того, взаимное соответствие целей, желаний и возможностей, личностных черт и взглядов на жизнь» (там же: http://ethics.kbsu.ru/book/g8/parag1.htm).

Очевидно, что роль определяющей ценности выполняет, человечность, все другие ценности носят инструментальный характер. «Это означает, что адыгство обязывает быть добрым, отзывчивым, почтительным, деликатным, рассудительным, мужественным, честным, великодушным во имя одной высшей цели — человечности» (там же: http://ethics.kbsu.ru/book/g8/parag2.htm).

Адыгская этика является основной составляющей базовой личности адыга. «Нет в тебе адыгства» — это обращение к современному адыгу крайне унизительно и формулирует отход от традиционных норм этики. Стать адыгом — значит овладеть основами адыгской этики. Анализируя влияние адыгства на другие народы Северного Кавказа, Б. Х. Бгажнков отмечает, что в XVI–XVIII вв. этика и этикет адыгов произвели культурный переворот в сознании горцев. Об этом красноречиво свидетельствуют устойчивые выражения, сохраняющиеся по сей день в языках народов Кавказа. К примеру, балкарцы и карачаевцы говорят: «Нет ничего на свете, что может сравниться с черкесским этикетом». В качестве похвалы используют выражение: «Соблюдает черкесский этикет», подчеркивая тем самым, что человек хорошо воспитан, учтив, благороден. Осетины считают образцом для подражания кабардинскую этику, кабардинскую степенность и благородство. Если молодой человек статен, молодцеват, то о нем говорят: «кабардинский юноша». У абхазцев человека высококультурного и благородного называют: «адыг-абхазец». У чеченцев и ингушей распространены высказывания: «благороден, как черкес», «гордый кабардинец» и т. п.

На основе общеадыгского морального кодекса формируются кодексы отдельных семей. Так, например, нам удалось проанализировать современный Кодекс жизни кабардинского рода Ируговых (любезно предоставленный Б. С. Ируговым, главой рода, проживающим в Москве). Кодекс, в частности, гласит: «…настоящим свидетельствуем свое уважение нашим предкам и нашим будущим потомкам, нашим близким и дальним родственникам, законам страны проживания, национальным обычаям, религиозным канонам, и совершенно осознанно и добровольно принимаем на себя обязательства, провозглашенные настоящим кодексом». Основными обязательствами, провозглашенными кодексом, являются: уважение друг друга, взаимопомощь, преумножение благополучия семьи и рода, равноправие в сочетании с уважением к старшим, сочувствие, забота и ответственность. Подробно описана процедура добровольного подписания Кодекса жизни и отказа от его выполнения.

В основе духовно-нравственной культуры ингушей лежит вырабатывавшаяся веками система моральных ценностей, регулирующих механизм взаимодействия межличностных отношений членов общества, отношений «индивидуум — общество», «общество — индивидуум». Комплекс традиционных норм этики ингушей — «галгай эздел» включает в себя такие понятия, как: «эздел» — сдержанность, благородство, воспитанность, уважение к окружающим; «эхъ» — совесть; понятие «яхъ» имеет две ипостаси: «яхъ-внутренний» — чистота помыслов, внутренняя гармония, нравственная составная индивидуального микрокосмоса личности, «яхъ-внешний» — соревновательность в неукоснительном следовании нравственным нормам в поступках и действиях; «денал» — охватывает такие качества как мужество, решительность и смелость, надежность и верность слову, умение сохранить честь и достоинство; «сий» — честь; «къонахчел» — рыцарство; «сагал» — человечность; «кхетам» — сострадание; «ханал» — благое, полученное честным трудом. Всем приведенным этическим понятиям есть негативные оппозиции. «Галгай эздел» — комплекс признаков, формирующих ингушскую идентификацию. Традиционные этические нормы и правила поддерживают самобытность и устойчивость. Анализ литературы, посвященной эзделу, показывает, что в представлении ингушей «эздел — религия Ноя» (Абадиев, 2005: 9), т. е. берет свое начало в глубокой древности. «Благодаря эзделу, ингушский народ на протяжении многих тысячелетий сохранил такие качества как мужество, отвага, щедрость, милосердие, благородство» (там же: 17).

Соблюдать ингушский эздел нелегко. Но «как бы трудно ни было жить, соблюдая эздел, живущие по его законам, имеют уважение людей, честь и совесть на этом свете, и на том свете будут отмечены милостью Аллаха. В судный день Бог вознаградит того, кто выдержал ту цену, в которую оценил Бог человека» (там же: 39). В этой цитате очевиден синергизм этнической и религиозной идентичности ингушей.

Ценностная шкала чеченцев, выраженная в традиционном кодексе «нохчалла» не подвержена влиянию сословного фактора, не делит людей по полу, возрасту и т. д. Эта шкала влияла и до сих пор влияет на формирование поведения рядового чеченца. Основные постулаты этой ценностной шкалы: человечность; милосердие; уважение; духовная чистота; равенство; правдивость; стыд, совестливость; честь, слава, почет; этикет; внутренняя культура; терпение.

Примечательно, что в учебных заведениях существуют дисциплины (например, «Вайнахская этика» у чеченцев и ингушей), содержанием которых является изучение вышеуказанных правил поведения.

Строгое соблюдение норм кавказской этики и морали имеет не только внутренне, смыслообразующее значение, но и оказывает влияние на специфику коммуникативного поведения кавказцев: этикетность культур «выражается в ярко ритуализированном и церемониально-этикетном характере любого акта коммуникации, в подчеркнуто ведущей роли «старшего» (центрального коммуникатора) во всех актах культурной коммуникации, а также в явном культурно-демонстрационном характере каждого, мало-мальски значимого акта публичной коммуникации» (Тхагапсоев, 2005: 38).

Подводя итог вышеизложенному можно сделать следующий вывод: основу этнической идентичности народов Кавказа составляют моральные кодексы: своды норм и правил поведения, имеющие когнитивное, регулирующее, коммуникативное значение. Моральные основы этих норм имеют много общего и формируют образ базовой личности конкретного представителя этноса. Передача когнитивной составляющей кодексов происходит из поколения в поколение и основывается на стремлении сохранить нерушимыми традиции и обычаи народа. Перейдем к анализу адатного (обычного) права горцев, до сих пор во многом регулирующего поведение людей и их взаимоотношения.

3. Адатное (обычное) право в жизни кавказских народов.

На протяжении многих веков жизнь горцев Северного Кавказа регулировалась нормами обычного права. «Базируясь в своей основе на общественной морали и общественном мнении, они не регулировались конкретными юридическими установлениями, но порой были более прочными, чем последние» (Хасбулатова, 2006: 202–203). Обычаи регулировали и во многом регулируют до сих пор жизнь горцев; наиболее значительные из них такие традиционные общественные институты, как гостеприимство, аталычество, наездничество, хасэ (сословно-представительское собрание), куначество, покровительство, «братство», абречество, кровная месть, усыновление и т. д. Все эти традиционные общественные институты находились в тесной диалектической взаимосвязи и регулировали взаимоотношения между людьми. «Прямым составляющим ингушского этикета… представляется обычай, быт и традиции ингушей. Они включают в себя различные мероприятия и события, жизненный уклад, связанный с адатами горцев. Так, например: «девушка должна выходить замуж девственницей», «мужчина хозяин в доме, может позволить иметь несколько жен», «перед тещей зятю показываться неприлично», «отчий дом достается после смерти отца младшему сыну» и т. д. Остальной уклад такой же, как и у других кавказских народов: гостеприимство, кровная месть, наличие патриархального режима» (Мальсагов, 2005: 4). Интересен на наш взгляд и тот факт, что несмотря на относительную молодость ислама (по сравнению с адатами) в Чечне и Ингушетии, сами вайнахи убеждены, что «все ритуалы проводятся и комплектуются исключительно с нормами ислама, с чем ингуши отождествляют свои адаты, как по духу, так и по нраву» (там же).

Надо отметить, что ученые по-разному акцентируют на определяющую в северокавказском менталитете, но большинство из них сходятся в том, что центральным является обычай гостеприимства, в котором наиболее ярко выступает специфика национального общения. Гостеприимство — древнейший общественный институт, повлиявший на формирование горского менталитета народов Северного Кавказа, поведение и образ мышления.

Одной из особенностей горского гостеприимства вообще, и адыгского (черкесского) в частности, является то, что оно носило сакральныйхарактер. «Гость есть святыня в Черкесии, и гостеприимство есть неотъемлемая принадлежность черкесов», — писал Хан-Гирей (Хан-Гирей, 992: 280).

Гостеприимство на протяжении столетий выполняло много функций: коммуникативную и регулирующую взаимоотношения как внутри одного, так и между различными этносами; информационную и интегрирующую, а также социально-контролирующую и правовую, способствовало передаче народных традиций и обычаев от поколения к поколению.

Приоритет гостеприимства перед другими обязательствами хорошо виден на примере ингушской песни о Гази-мальчике:

«У одного ингуша, по имени Олдана, был сын Гази, которого еще мальчиком отец посватал за юную кабардинку. Потом самого Олдана убили; сын его сидел однажды у дверей своего дома и с грустью думал об отце. В это время к дому подъехал верховой, который сообщил Гази, что вечером к нему собираются заехать в гости друзья его отца. Сразу после этого сообщения Гази получает второе известие, что убийца Олдана появился в этих краях и вскоре опять скроется, если Гази не перехватит его этой же ночью на мосту в ущелье. Не успел отъехать второй гонец, как подоспел третий, сообщивший, что его невесту сегодня выдают за другого.

Вошел Гази к себе в дом, бросился на кровать и заплакал. Спрашивает его мать: «О чем ты плачешь мой сын?» Рассказал Гази про эти три известия и говорит: «Плачу я потому, что не знаю, какое из этих трех дел надлежит мне исполнить — принять гостей, отмстить врагу или отбить невесту?» Тогда ответила ему мать: «Пусть уходит твой враг; настанет час, и сбудется твоя месть; и невеста не уйдет от тебя, если суждено тебе жениться на ней. Но гостей ты должен принять так, как принимал их твой отец; это — самое важное и неотложное дело».

Гази послушался матери и с почетом принял гостей, а ночью, когда они легли спать, отправился к мосту и убил своего кровника. Оттуда он помчался в село своей невесты, выкрал ее и к рассвету привез домой девушку и отрезанную голову убийцы отца. Утром, когда за девушкой подоспела погоня, проснувшиеся друзья отца вышли из дома и покончили дело миром. Так был награжден Гази за верность долгу гостеприимства» (Анчабадзе, 2001).

Следует отметить, что версии этой песни существуют также у чеченцев и кумыков. В национальном фольклоре много притч, доказывающих, что для горца обычай гостеприимства является приоритетным (Мудрые наставления…, 2000). Во время полевых исследований нам удалось прочувствовать всю силу кавказского гостеприимства (гость проживает в самом лучшем помещении в доме, окружен всеобщей заботой и вниманием), а также приоритет гостеприимства по сравнению еще одним важнейшим горским обычаем — уважением к старшим (за столом гость занимает место хозяина).

Культ старшинства, характерный для Северного Кавказа, выступает одним из ярких свидетельств устойчивости преемственности ментальности. «Советуйся даже с камнем, если он старше тебя» — гласит народная кавказская мудрость (Саидов, 1998). Почтительность и уважение к старикам, безусловное послушание им — важнейший из обычаев горцев. Мнение старшего брата, отца, дяди, да и просто постороннего, но более старшего человека, — это закон для кавказца. В присутствии старших нельзя сидеть, а во многих, особенно консервативных семьях, даже высказывать свою точку зрения в присутствии отца, например. При этом сын сам может быть уже взрослым человеком, иметь собственных детей или даже внуков, но обязан почитать старшего. И, что особенно важно, на наш взгляд, именно перед старшим в любом возрасте следует соблюдать те нормы и правила поведения, которые связаны с кавказскими и мусульманскими традициями.

Один из самых легендарных обычаев — кровная месть — до сих пор бытует среди некоторых народов Кавказа. Но в отличии от других обычаев в силу вполне понятных причин этот не декларируется вслух и проследить силу его нынешней распространенности весьма затруднительно. Главной чертой кровной мести является то, что она не имеет срока давности, ее нельзя забыть. «Она передавалась из рода в род, переходила по наследству от отца к сыну, если даже при совершении убийства последний находился в утробе матери» (Мамбетов, 2002: 198). У адыгов и вайнахов были детально разработаны законы кровной мести.

Для дальнейшего рассмотрения интересующих нас вопросов необходимо остановиться (весьма поверхностно) на общественном устройстве жизни адыгов и вайнахов. В адыгском обществе до начала XX века господствовал феодальный строй. Общество делилось на 11 сословий (Кудашев, 1991: 115); обычное право постепенно приспосабливалось к интересам феодальной верхушки. Поэтому, в частности, за убийство представителя высшего сословия (князя, уорка) наказание было более жестоким, чем за убийство крепостного крестьянина (тлохосшао).

Вайнахское общество не делилось на сословия и классы, строй был преимущественно родоплеменной с отдельными зачатками государственности, ведущее место в котором отводилось (и отводится до сих пор!) родовой общине — тейпу. «Чеченский тейп — это классическая самоуправляемая территориальная община, состоящая из одного или нескольких сел и делегировавшая часть своих полномочий ассоциациям более высокого уровня» (Ильясов, 2006: 178).

Первоначальное территориальное и общественное значение тейпа в настоящее время утрачено; сейчас тейп — это род, объединяющий несколько семей. Так, например к самому крупному ингушскому тейпу Евлоевых принадлежит 34 фамилии (Мальсагов, 2004: 29–30) и около 40% взрослого населения Ингушетии. Чем крупнее и сильнее тейп, тем большее влияние оказывают его представители на жизнь своих земляков (это очень заметно при анализе, например, политической ситуации в современной Чечне или Ингушетии). Тейповые лидеры имеют реальную власть в республиках Северного Кавказа.

С психологической точки зрения, современный тейп — это уникальная социальная группа, своего рода «замкнутый социум», не поддающийся стороннему влиянию, продолжающий воспроизводить концепты и императивы социально-политической культуры, сформировавшейся в более ранний период, и порождающий уникальный «культурно-психологический консерватизм» горцев и невероятную степень актуализации исторической памяти народа, а, значит, и готовность воспроизводить ее содержание на каждом новом витке истории. Именно мнение своего тейпа воспринимается как доктрина, определяющая поведение вайнаха. Некоторыми этнопсихологами отмечается, что принадлежность к своему тейпу важнее для чеченца, чем принадлежность ко всей чеченской нации (Крысько, 2004: 167). Отдельные представители тейпа могут быть разбросаны по разным городам и весям, но при этом поддерживать тесные отношения. Мнение представителей своего тейпа является основополагающим при решении большинства жизненных вопросов, и даже вполне современные молодые кавказцы, живущие в Москве, вряд ли решатся перечить мнению старших представителей своего рода.

На формирование менталитета горцев большую роль оказало побратимство (посестримство) — форма искусственного родства, которая в различных видах и обрядовых исполнениях бытовала у всех народов Северного Кавказа и была широко распространена в различные периоды истории человечества.

Большую роль в регулировании отношений между враждующими семьями, установлении искусственного родства между различными фамилиями, представителями отдельных слоев не только одного этноса, но и между различными этносами Северного Кавказа играли институты аталычества (там же: 187) (воспитание ребенка в чужой семье; члены семьи аталыка становились родными для ребенка), которые являлись одним из факторов формирования традиционного менталитета горских народов Северного Кавказа. Аталычество во многом способствовало формированию общечеловеческих ценностей, уважению к обычаям и традициям других народов, а главное, выработке ментального основания горцев (уважение к старшим, к предкам, к родителям, к аталыку, к своей родине, бережное отношение к младшим, сиротам, вдовам), а также воспитанию достоинства, чести, порядочности и познания тонкостей этикета.

Анализируя современное состояние культуры, ментальности северокавказских народов, многие считают, что исчезли корни, питающие традиционную культуру, перестали действовать факторы, образующие традиционную ментальность. В то же время, уничтожение источника традиционной ментальности не привело к автоматическому уничтожению самой ментальности. Скорее можно говорить об угасании ментальных особенностей или об их интеграции в другую ментальную систему (Ашхамакова, 2006). Часть обычаев и традиций исчезли совсем (такие как аталычество и др.), многие до сих пор очень сильны (например, гостеприимство, уважение к старшим). Традиционными остались отношения в семьях, способы воспитания детей, нормы морали и нравственности. Так, например, до сих пор младенцев до полутора лет туго пеленают и укладывают спать в люльку (что хорошо видно на фотографии, сделанной в современной квартире молодой семьи, проживающей в Нальчике). Строго соблюдается обычай избегания зятем тестя и тещи в современных вайнахских семьях и мн. др.

В рамках данной статьи нет возможности подробно остановиться на всех обычаях и традициях кавказских народов. Обозначив лишь некоторые из них, можно прийти к следующим выводам: обычное право в настоящее время во многом определяет поведение представителей народов Кавказа, несмотря на то, что многие традиционные общественные институты утратили первоначальное значение и смысл. Анализ психологической сути кавказских традиций говорит о коллективистическом характере кавказской культуры, о чем будет сказано далее.

4. Коллективистический характер культуры адыгов и вайнахов.

Индивидуализм-коллективизм — это одно из базовых измерений культуры, введенное Г. Хофстедом (Павленко, Таглин, 2005: 106–107). Эта характеристика культуры определяет степень, до которой индивиды данной культуры воспринимают себя отделенными от других и свободными от группового давления. Индивидуалистической считается культура, в которой индивидуальные цели превалируют над групповыми, для коллективистической культуры характерно обратное соотношение личных и коллективных интересов.

Анализ традиций и обычаев горских народов убедительно доказывает коллективистический характер их культуры. Поддержание тесных родственных связей, большие семьи, ориентация на мнение старших, приоритет тейповых, родовых, семейных, национальных интересов перед личными: вот лишь некоторые черты, доказывающие силу культурной специфики коллективизма. Даже вне специально организованных наблюдений бросается в глаза сплоченность отдельных представителей кавказских народов в ситуациях межнациональных коллективов (в армии, например, или в учебных коллективах). Чрезвычайно велика степень поддержки и взаимопомощи со стороны земляков в трудных ситуациях (в частности, во время миграций: достаточно быстро решается проблема жилья, трудоустройства и мн.др.). Вместе с тем, бремя коллективизма имеет и свои негативные черты для современных горцев: переезжая в крупные мегаполисы, люди стремятся к достижению личного успеха, что требует приложения огромного количества усилий и временных затрат. Поэтому зачастую интересы семьи идут вразрез с личными интересами, что приводит к внутриличностным конфликтам. Подобные проблемы часто отмечают представители кавказских народов, проживающие, например, в Москве. Диссонанс между традиционной этнокультурной схемой жизни и интеграция в современное полиэтническое пространство приводит к двойным стандартам: для своих поддерживаются (иногда, к сожалению, только на внешнем уровне) традиционные модели поведения, а в межкультурной коммуникации норма допустимого поведения гораздо шире. Именно поэтому в беседе с психологом кавказцы жалуются на то, что они «заразились Москвой», не могут жить дома (на родине), где требования к поведению очень жесткие. Наличие подобных внутриличностных конфликтов требует глубокого изучения, так как поведение конфликтной личности может быть агрессивным и не способствует налаживанию позитивной межкультурной коммуникации.

Рамки данной работы не позволяют более детально и глубоко изучить эти и другие факторы, влияющие на поведение современных представителей народов Северного Кавказа. Подводя итоги вышеизложенному материалу можно сделать ряд выводов:

1. На поведение представителей северокавказских народов (в частности, адыгов и вайнахов) оказывают влияние следующие факторы:

— традиционно высокий уровень религиозности населения (особенно в Чечне и Ингушетии);

— этикетность кавказских культур, закрепленная в моральных кодексах народов;

— сильное влияние адатного (обычного) права;

— коллективистический характер традиционной культуры горцев.

2. Интеграция представителей горских народов в межкультурное пространство, вызванное многочисленными миграциями населения, приводит к вынужденному отходу от традиционных норм поведения, что зачастую приводит к внутриличностным, межличностным, межгрупповым (межкультурным) конфликтам.

3. Обозначенные выше проблемы требуют дальнейшего детального эмпирического изучения для позитивной интеграции представителей кавказских народов в полиэтническую среду и налаживания процессов эффективной межкультурной коммуникации, в частности в образовательном пространстве современного вуза.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Абадиев И. (2005) Эздел — формула земной и вечной жизни. Назрань.

Анчабадзе Г. З. (2001) Вайнахи / Ред. Н. В. Гелашвили. Тбилиси. URL: http://www.magas.ru/ocherk-istorii-vainakhskikh-narodov

Ашхамакова А. А. (2006) Социально-философский анализ менталитета: общее и особенное. Автореферат дисс….доктора философских наук, Нальчик.

Базоркин, И. М. (2002) Из тьмы веков. М.

Бгажноков Б. Х. (1999) Адыгская этика. URL: http://ethics.kbsu.ru/index.html

Ильясов Л. (2006) Чеченский тейп // Чеченская республика и чеченцы: история и современность: материалы всероссийской научной конференции. Москва, 19–20 апреля 2005 года / Отв. ред. Х. И. Ибрагимов, В. А. Тишков. М.

Кодзоев, Н. Д. (2002) История ингушского народа. Малгобек: Сердало. URL: http://www.ingushetia.ru/culture/index.shtml

Крысько В. Г. (2004) Этническая психология. М.

Кудашев В. Н. (1991) Исторические сведения о кабардинском народе. Нальчик. С.115.

Леонтьев А. А. (2004) Культуры и языки народов России, стран СНГ и Балтии. М.

Малашенко А. (2001) Исламские ориентиры Северного Кавказа. М.

Мальсагов Х. С.-Г. (2004) Происхождение ингушских фамилий, тейповых общин и роль ингушского языка в языковой семье мира. Назрань.

Мальсагов Х. С-Г. (2005) Ингушский этикет. Назрань.

Мамбетов Г. Х. (2002) Традиционная культура кабардинцев и балкарцев. Нальчик.

Мудрые наставления наших предков. Из ингушского фольклора / Составитель И. А. (2000) Дахкильков. Нальчик.

Налоев З. М. (2004) О происхождении вольности джегуако // Черкесия. № 4.

Нефляшева, Н. (2006) К истории ислама у адыгов (черкесов) на Северо-Западном Кавказе. URL: http:// www.adygi.ru. 16.09.2006.

Озова Ф. А. (2004) К вопросу об особенностях черкесского национального костюма // Черкесия. № 4. Черкесск.

Павленко В. Н., Таглин С. А. (2005) Общая и прикладная этнопсихология, М.

Саидов Т. Г. (1998) Культура и традиции народов Дагестана. Становление мужчины: Учебник-хрестоматия по курсу «Подготовка юношей к жизни». Можайск.

Тхагапсоев Х. Г. (2005) Синергетическая парадигма в концепциях этносоциогенеза и локальных цивилизаций: философско-методологические аспекты // Мир этноса. Процессы самоорганизации социальных и этнических систем / Отв. ред. В. А. Шевлоков. Нальчик.

Ханаху Р. А., Цветков, О. М. (1996) Религия и кавказская война в контексте исследования менталитета адыгов // Наука, религия, гуманизм. М.

Хан-Гирей. (1992) Записки о Черкесии. Нальчик.

Хасбулатова З. И. (2006) Вайнахский этикет // Культура Чечни: история и современные проблемы / Отв. ред. Туркаев Х. В. М.


[1] Мюридизм — религиозно-мистическое течение в исламе, возникшее в средние века на основе философии суфизма. Цель его последователей — мюридов — приблизиться к Богу, «раствориться в нем», путем религиозно-нравственного совершенства. Мюриды обязаны беспрекословно подчиняться своим духовным наставникам — мюршидам (шейхам). На Северном Кавказе мюридизм, как идеология против завоевательной политики царизма, стал развиваться в Дагестане с 20-х гг. XIX в., хотя многие его элементы проповедовал еще шейх Мансур. Теоретики горского сопротивления приспособили это религиозное учение к задачам политической борьбы, развив идею неприятия мусульманином гнета и власти «неверных» (в данном случае русских-христиан). Теократический вождь мюридов носил титул имам.

Источник: http://fpo.ru/etnopsy/pavl-determin-sk.html