Под редакцией проф. А. В. Павловской и канд. полит. наук Г. Ю. Канарша
Сайт создан при поддержке Российского гуманитарного научного фонда (проект №13-03-12003в)

Главная/Этнокультурное многообразие России/Русский национальный характер и менталитет/

Павловская А. В. Влияние православия на русский характер

С религиозностью связаны и многие особенности русского характера. Отношение к вере и особенности православия не могли не оказать влияние на уклад русской жизни, на мировосприятие русского человека, его отношение к окружающему миру и людям. Конечно, в столь тонком и деликатном вопросе, как влияние веры на характер народа, нет и не может быть однозначных решений и мнений. Попробуем общими штрихами наметить лишь некоторые, представляющиеся наиболее яркими.

С православием связано такое чисто русское понятие, как смирение. Все попытки перевести его на иностранный язык терпят неудачу, при переводе смысл теряется. Появляется уничижительный оттенок, возникает определенный негативный подтекст. Так, англо-русский словарь дает следующие варианты перевода слова «смирение»: humility, humbleness, submission, resignation. Обратный же перевод этих слов на русский язык следующий:

humility — повиновение, подчинение, покорность;

humbleness — покорность, униженность, простота;

submission — повиновение, подчинение;

resignation — покорность, уступка, согласие.

Народная мудрость гласит: «Смиренье — Богу угождение, уму просвещение, душе спасение, дому благословение и людям утешение». А теперь можно попробовать отнести все это к любому из вышеозначенных английских эквивалентов, получится абсурд и издевательство. Очевидно, что ни одно из этих понятий, ни они все вместе взятые не передают того, что в русском языке вкладывается в слово «смирение».

Смирение, в русском понимании этого слова, это хорошо, оно несет в себе позитивное начало. Смирение — это противоположность гордыне и бунту, это спасение души человека. Достоевский призывал: «Смирись, гордый человек!» и много способствовал возвеличиванию этого понятия. В словаре Даля оно еще применяется широко и по отношению, например, к животному миру: «Смирить зверя, овладеть им, осилить его, или сделать его исподволь ручным; смирить человека, обуздать нравственно, подчинить волю его совести и рассудку». У него смиряют и осетра, и тюленя, и лошадь. Смирение, по Далю, это «сознание слабостей своих и недостатков, чувство сокрушения, унижения; раскаяние; скромность, в разных степенях». После Достоевского и русской религиозной философии второй половины XIX в. оно приобретает высокодуховный и сугубо религиозный смысл как главная добродетель, к тому же еще присущая прежде всего именно русскому народу.

С православным смирением связаны и многие другие особенности русского характера. Так, идея смирения обращает человека от настоящего к будущему, дает ему надежду в иной жизни, предполагая, что в этой можно и нужно терпеть. Это порождало и удивительное терпение русского народа, восхищавшее окружающий мир, и некую пассивность. Вера в высшую предопределенность, волю Божью, приводила к мысли о бесполезности сопротивления, бездействию. Информаторы Этнографического бюро сообщали, что на различные бедствия и несчастья крестьяне смотрят покорно, во всем полагаясь на волю Божью: «Сгорит ли у кого от грозы дом — не говорят иначе, как «сгорел от милости Божьей»» (Быт великорусских крестьян-землепашцев, 1993: 149).

С идеей смирения связана и удивительная русская традиция «просить прощения». Последнее воскресенье перед Великим постом носит название Прощеного воскресенья. В этот день предполагается, что люди должны, готовясь к духовному и физическому испытанию постом, полностью очистить свою душу, снять с нее все обременяющие совесть поступки и мысли. Для этого надо, с одной стороны, попросить прощения у людей, а с другой — простить самому. Очень важно смирить гордыню, забыть обиды, даже если они и справедливые, освободить себя от недоброго чувства к окружающим тебя людям и, попросив прощения, услышать ставшую привычной формулу: «Бог простит, меня прости». Эта традиция получила большое распространение в русском народе, сохранилась и по сей день.

Прощения просили не только в Прощеное воскресенье, но и в связи с какими-то важными событиями в жизни: болезнью, перед длительным расставанием, перед дальней дорогой и т. д. Наряду с благословением прощение должно было очистить душу, подготовить духовно к большим делам и возможным трудностям, дать защиту высших сил.

Возможно, именно с идеей смирения как важнейшей христианской добродетелью связаны и знаменитые контрасты в характере русского народа. Все обозреватели этой деликатной темы отмечают наличие в нем ярко выраженных прямо противоположных черт. Такого рода противоречивость свойственна любым народам, но в русском порой доведена до крайности. Страстность, необузданность, дикость, широта и размах, «буйная головушка», соединившись с православием, с необходимостью постоянно смирять свою натуру, привели к появлению в характере народа крайне противоречивых и на первый взгляд взаимоисключающих черт: отчаянность и покорность, подозрительность и наивность, страстность и пассивность и т. д.

Трудно сказать, причиной или следствием религиозности русских является их приверженность идее. Если есть какая-то идея — религиозная, революционная, коммунистическая, она полностью овладевает человеком, делает его жизнь осмысленной, определенной. Ради нее он готов трудиться, отказывать себе во всем, терпеть лишения и нужду, держаться определенных, насаждаемых ею принципов. Не закон, а идея правит русским человеком: закон представляет собой материалистическое начало, преходящее и сиюминутное, а идея — вещь духовная, значит, вечная. Отними у русского человека идею, и он растеряется, почувствует свою ненужность, потеряет ориентиры и станет способным на любые бесчинства — нет духовной цели, нет и смысла в жизни, нет и необходимости сдерживаться, смиряться.

В православие корнями уходит и вера русского человека в преобладание духовного начала над материальным. Краткость земной жизни, вера в светлую жизнь в Царстве Божием приводили и к особому отношению к материальному богатству. Во-первых, с собой его не унесешь, зачем и копить здесь, во-вторых, рождался страх, не является ли оно губительным для души человека. Отсюда и особо трепетное отношение к юродивым, о котором рассказывалось выше, и огромные пожертвования русских купцов и предпринимателей на церковное строительство, и размах, с которым в России всегда тратили деньги, в том числе последние.

Не случайно главным церковным праздником для русского народа стала Пасха, а не Рождество. Об этом хорошо писал Н. В. Гоголь в «Выбранных местах из переписки с друзьями»: «В русском человеке есть особенное участие к празднику Светлого Воскресения. Он это чувствует живей, если ему случится быть в чужой земле. Видя, как повсюду в других странах день этот почти не отличен от других дней — те же всегдашние занятия, та же вседневная жизнь, то же будничное выраженье на лицах, он чувствует грусть и обращается невольно к России. Ему кажется, что там как-то лучше празднуется этот день, и сам человек радостней и лучше, нежели в другие дни, и самая жизнь какая-то другая, а не повседневная. Ему вдруг представится — эта торжественная полночь, этот повсеместный колокольный звон, который как всю землю сливает в один гул, это восклицанье «Христос воскрес!», которое заменяет в этот день все другие приветствия, этот поцелуй, который только раздается у нас, — и он готов почти воскликнуть: «Только в одной России празднуется этот день так, как ему следует праздноваться!»».

Рождество — праздник более земной и реальный. Конечно, любое рождение ребенка — чудо, а рождение сына Божьего особенно. Но в своей основе оно вполне материалистично. Пасха же — явление духовное, мистическое, волшебное. Это победа жизни над смертью, сил добра над силами зла, это чудо, это прекрасная сказка, в которую хочется верить. Любимая русская сказка о птице Феникс, постоянно возрождающейся из пепла, дохристианская и даже доязыческая в своей основе, разве не создала она почву для искренней веры в возможность новой жизни после смерти.

Православие отличается стремлением к свету, достижение которого возможно через добрые дела и смирение (укрощение духа). К деланью добра призывают не только церковные постулаты, но и народные пословицы, в которых понятия добра и веры тесно переплетаются: «Без добрых дел — вера мертва пред Богом»; «Кто добро творит, тому Бог отплатит»; «Богу хвала, а добрым людям честь и слава»; «Доброму Бог помогает».

Важной частью мировоззрения русского народа стали понятия «страдание» и «сострадание». О страдании, очищающем и возвышающем душу, никто не писал лучше и больше Ф. М. Достоевского: «Я думаю, самая главная, самая коренная духовная потребность русского народа есть потребность страдания, всегдашнего и неутолимого, везде и во всем. Этою жаждою страдания он, кажется, заражен искони веков. Страдальческая струя проходит через всю его историю, не от внешних только несчастий и бедствий, а бьет ключом из самого сердца народного. У русского народа даже в счастье непременно есть часть страдания, иначе счастье его для него неполно. Никогда, даже в самые торжественные минуты его истории, не имеет он гордого и торжествующего вида, а лишь умиленный до страдания вид; он воздыхает и относит славу свою к милости Господа. Страданием своим русский народ как бы наслаждается». В «Дневнике писателя» (1873 г.) он выбрал «актуальный» пример: «Возьмите русского пьяницу и, например, хоть немецкого пьяницу: русский пакостнее немецкого, но пьяный немец несомненно глупее и смешнее русского. Немцы — народ по преимуществу самодовольный и гордый собою. В пьяном же немце эти основные черты народные вырастают в размерах выпитого пива. Пьяный немец несомненно счастливый человек и никогда не плачет; он поет самохвальные песни и гордится собою. Приходит домой пьяный как стелька, но гордый собою. Русский пьяница любит пить с горя и плакать. Если же куражится, то не торжествует, а лишь буянит. Всегда вспомнит какую-нибудь обиду и упрекает обидчика, тут ли он, нет ли. Он дерзостно, пожалуй, доказывает, что он чуть ли не генерал, горько ругается, если ему не верят, и, чтобы уверить, в конце концов всегда зовет «караул»».

Можно согласиться или нет с такой категоричностью русского классика, все герои которого, как и их создатель в реальной жизни, прошли через горнило страдания. Однако мысль об очищающей роли страдания встречается в русской культуре довольно часто.

Еще более распространенной является идея сострадания. Сострадание к ближнему, чувство жалости, умение простить чужие грехи (глядишь, и свои уже не кажутся тяжкими), по многим свидетельствам, являются отличительной чертой русского человека. Вот только некоторые, хорошо известные проявления этого качества. Многие иностранцы в различные эпохи отмечали обилие попрошаек и нищих в России, которые всегда могли рассчитывать на милостыню. Паломники, странники и юродивые проходили по стране многие километры и встречали сочувствие даже в самых небогатых деревнях. Была распространена и так называемая тайная милостыня (подробнее об этом см.: Православная вера…, 2002: 90–100), когда помощь бедным подбрасывали тайно, чтобы они не знали, от кого она. Считалось, что это лучше для спасения души, т. к. побеждается грех гордыни.

Известно, что в Сибири было принято кормить и поддерживать ссыльных, которых гнали по этапу (это хорошо описано в мемуарах декабристок, удивлявшихся этому свойству натуры простых людей). А ведь за легкие проступки в Сибирь не ссылали: государственные преступники, убийцы, грабители — все на равных получали сочувствие или помощь. Мало ли какие обстоятельства вынудили людей сбиться с пути, со всяким может случиться — такие рассуждения и чувство сострадания рождали снисхождение даже к преступникам.

Используется это свойство русской натуры и сегодня в том, что принято называть пиар-компаниями. Небольшие проступки человека, например пьянство, вызывают сочувствие в массах (достаточно почитать комментарии к новостям в Интернете, чтобы убедиться в этом). И нет ничего лучше, как возникновение угрозы: покушение, обвинение, достаточно придать некоторую жертвенность персонажу, как народ начинает ему сочувствовать вопреки всему остальному. Главное только, чтобы это было убедительно. За последние годы этим приемом пользовались так часто, что доверие людей к такого рода сообщениям слегка притупилось.

Уже не раз упоминалось, что для русского красота и вера были неразрывно связаны. Особенно ярко это проявляется в русской иконописи. Красота Богородицы в исполнении русских иконописцев — это не земная миловидность, а сверхземная духовность. Вспомним, например, чудесных итальянских Мадонн эпохи Возрождения. Прекрасные юные девушки, такие живые в своей миловидности, такие нежные и печальные. Их красота понятна каждому.

Совсем другое дело — русские иконы. И дело не только в канонах, которым строго следовали много веков, считая отступление от них святотатством. Внутренняя загадочная красота русской Богородицы доступна лишь посвященным. Вот мнение стороннего наблюдателя: «…живописные картины, которые без особого искусства и изящества коричнево-желтой краской написаны на досках» (Олеарий, 2003: 274). И он же далее отмечает огромное влияние, которое иконы имели на русских людей: «Они их как-то боятся и страшатся, точно в них действительно имеется какая-то Божественная сущность». Более того, Олеарий пишет о том, что немцы, жившие в Москве, вешали иконы в доме, иначе с ними русские не общались, и «нельзя было получить русской прислуги без этого» (там же: 275).

Об особом месте, которое иконы занимают в православии, написано много трудов. Вера в их чудотворность, в их покровительство, в их святость в значительной степени видна даже и по сей день. Икона воспринимается прежде всего как спасительница, утешительница, защитница. Не случайно ее роль всегда была велика в периоды войн, и не только в древности. Полковой священник отец Митрофан Серебрянский, участвовавший в русско-японской войне, вспоминал как к нему обратился однажды солдат с просьбой дать ему в землянку иконку, т. к. «без образа как-то на душе неспокойно». Икон у священника не было, но он нашел неожиданный выход — вырезал их из имевшихся у него газет и разнес по землянкам (Православная вера…, 2002: 145). Радость была всеобщей, даже черно-белый газетный образ давал солдатам чувство успокоения. Множество данных говорит о том (хотя эта информация и относилась к числу секретных), что в 1943 г. состоялся крестный ход вокруг блокадного Ленинграда с Казанской иконой Божией Матери (Цеханская, 1998: 276). Потом ее доставили в Сталинград и другие города, после чего выставили в Елоховском соборе в Москве (по некоторым сведениям, с ней предварительно облетели на самолете вокруг Москвы).

Отдельные особенности русского характера и восприятие религии настолько переплелись, что часто бывает трудно выяснить, что первично, а что вторично, влияние бывает взаимным и равнозначным. Рассматривая различные проблемы русского мира, мы постоянно сталкиваемся с важным свойством русской культуры. Его можно назвать долгой исторической памятью или приверженностью традиции. Очень часто старинные и даже древние обряды сохраняются на протяжении многих веков, даже в тех случаях, когда теряется понимание их внутреннего содержания. Их нередко поддерживают, потому что «так принято», «так всегда делали в семье» или «на всякий случай, хуже не будет». Отказ или отклонение от такого рода исторических привычек вызывает чувство недовольства и смутный страх.

Одновременно с этим существует и уже неоднократно упоминавшееся свойство русской культуры «перемалывать» заимствования на свой традиционно-исторический лад. Берется с Запада какое-нибудь культурное достижение и адаптируется на русской почве так, что оригинал очень далек от получившегося результата. Это заимствование обрастает привычными традициями и обрядами, старое сливается с новым, видоизменяя его по своему образу и подобию. При этом важнейшее значение имеет именно устоявшаяся форма. Это не значит, что русская культура застыла в своем развитии. Нет, она постоянно обновляется, но и сохраняет при этом старые пласты.

Именно поэтому нововведения в России требуют определенной деликатности, нуждаются в подготовленной почве. Самый явный пример приверженности старине в вопросах религии — это старообрядчество в России. Изначально проблема раскола представляется скорее государственной и моральной, чем церковной. И борьба с ним велась, время от времени, на государственном уровне. Не случайно правительство было более терпимо к другим вероисповеданиям и даже сектам, чем к неповиновению старообрядцев. Это был вопрос принципиальный и для государства, так и не сумевшего преодолеть сопротивления своих подданных, и для старообрядцев, не желавших по приказу отказываться от национальной традиции. Это был вопрос идеи и приверженности старине.

Напомним, что в основе раскола лежали проведенные в 1650-х гг. патриархом Никоном при поддержке царя Алексея Михайловича церковные реформы. Многочисленные исследования, написанные на эту тему в разные эпохи, оставляют открытым важный вопрос: как получилось, что достаточно незначительные на первый взгляд изменения привели к столь разрушительным последствиям. Необходимость перемен в церковном устройстве признается большинством авторов. Исправление церковных книг, искаженных вследствие постоянного переписывания далеко не всегда грамотными писцами, также представляется делом закономерным. За источники взяли греческие образцы и унифицировали русские книги. Самой принципиальной можно считать изменение написания имени Исус на Иисус. Изменения в обрядовой стороне также не представляются значительными — крещение тремя пальцами, как это было принято у греков, вместо русского двоеперстия, признание четырехконечного креста наряду с шести- и восьмиконечным, хождение во время обряда против солнца вместо принятого по солнцу, возглашение троекратной вместо двукратной «аллилуйи» и некоторые другие.

Все это вместе взятое возмутило многих верующих как попытка вмешаться в естественный ход вещей, в исторически сложившиеся традиции, в конце концов, как отрицание Божественного провидения. Ведь даже ошибки в богослужебных книгах могли иметь определенный смысл, раз были допущены свыше. Как это нередко случалось в России, организатор и вдохновитель реформ патриарх Никон впал в немилость, но это уже не имело никакого значения для возмутившейся массы. Характерно, что опальный патриарх был осужден тем же церковным собором, что и раскол. Противники новшеств выступали не просто против патриаршей реформы или против власти царя, они боролись за идею, за «древлее благочестие», за подлинную, с их точки зрения, веру. А за это можно было и умереть без страха. Первые жертвы раскола вознесли идею на еще большую высоту, окружили ее ореолом мученичества, страдания.

Постепенно раскол охватил широкие слои населения. Подлинный масштаб этого явления неизвестен, статистика не велась, да и многие скрывали свою приверженность идее, боясь преследований. Когда при Александре II началось научное изучение старообрядчества, по данным П. И. Мельникова-Печерского, которому было поручено исследование проблемы, его придерживались от 12 до 14 млн. человек, т. е. примерно пятая часть населения России, исповедующего христианство (Федоров, 2000: 305). Причем не худшая его часть. Среди старообрядцев была широко распространена грамотность, они были в меньшей степени подвержены национальной русской слабости — пьянству. Когда в XIX в. начался подъем промышленности и торговли, старообрядцы оказались одной из самых активных групп купечества. Они обладали недюжинной деловой хваткой, значительными средствами и прекрасной организацией.

Ошибка реформаторов была не в содержании нововведений, а в форме их проведения. Все то же самое можно было сделать тихо и незаметно, как естественное развитие исторического процесса. Это напоминает схожую ситуацию в XIX в., когда отмена крепостного права, давно назревшая и насущная, была проведена слишком торжественно и пафосно (о том, что этого нельзя делать, Александра II предупреждал еще его отец, Николай I). Что и привело к сильным волнениям в крестьянстве.

Трудно представить, что вышеозначенные новшества могли стать поводом для столь яростного сопротивления. Между тем большинство старообрядцев были готовы умереть за свои убеждения. И умирали, преследуемые властями, предпочитая самосожжение позору (т. е. подчинению «отступникам», как они называли остальных православных). Постепенно разрыв увеличивался, выходя за рамки исключительно религиозных споров.

Так, большое значение в старообрядчестве имеют свои особые бытовые традиции, не связанные с церковной жизнью. Было решено не принимать никаких новшеств, возникших в обществе после XVII в., — если уж придерживаться старины, так во всем. В результате старообрядцы превратились в своеобразный «законсервированный» материал для историков и этнографов. Одним из отличительных внешних признаков старообрядцев стали окладистые бороды — бритье почиталось страшным грехом. Осуждалось курение и употребление спиртных напитков. Старообрядцы пили квас и бражку (правда, иногда такие, что с ног валили).

Еще четверть века назад старообрядческие села, особенно в отдаленных районах, старались следовать заветам предков. В глухой деревушке, например, в Пермской области, приготовление еды, шитье одежды, обработка поля — все велось традиционным, старинным методом. Не признавались продукты, появившиеся в России в большом количестве в XVIII в.: чай, кофе, картофель. Употребление сахара тоже считалось великим грехом, он заменялся медом. Даже самовар попал под запрет как адская машина для приготовления греховного напитка. За употребление запрещенных продуктов в старые времена на старообрядцев налагалась епитимия, церковное наказание. В старообрядческой рукописи XIX в. сказано, что «за чай трижды проклят человек, за кофею десять раз анафема, за картофель епитимья 36 лет, по 1800 поклонов на день, сухояста девять часов дня» (Палладий, 1863: 149).

Отвергались и все новые изобретения, включая мыло, электричество, телевизор, радио и пр. Для старообрядцев было характерно стремление изолироваться от окружающего «греховного» мира, прежде всего от людей, «соблазненных дьяволом». Следовало избегать каких бы то ни было контактов с ними. Даже есть из посуды, которой пользовались нестарообрядцы, считалось грехом, ее либо выбрасывали, либо держали отдельно для гостей.

Гонения времен советской власти не уничтожили старообрядчества. Его последователям было не впервой прятаться от властей и обманывать их. В начале 1980-х гг. на территории СССР еще в значительном количестве существовали старообрядческие села, жители которых по мере возможности старались следовать традиции и сохранять уклад жизни. Перестройка и последовавшие за ней религиозная свобода и взлет интереса к вопросам веры сыграли двойственную роль в истории старообрядчества. С одной стороны, как и в других вероисповеданиях, здесь наметился расцвет: были сняты все запреты, стали отстраиваться церкви и молельные дома, пришло официальное признание. С другой — в этих условиях оказалось невозможным придерживаться изоляционизма в быту, что неизбежно привело к утрате своеобразия старообрядческой культуры.

Не столько вопросы веры отличали старообрядчество от официальной церкви, сколько весь уклад жизни, определенное мировоззрение, сформированное им и идеей приверженности исторической традиции. В современных условиях оказалось невозможным отказаться от благ цивилизации, которые все являются «новшествами». Одно только обилие старообрядческих сайтов, в том числе и официальных, в Интернете говорит о многом. На одном из них, кстати, приводится интересное размышление по поводу утраты самобытности. Речь идет об общине старообрядцев в Сибири, находящейся в глухом, труднодоступном уголке: «Небольшая деревушка раскинулась по берегу реки Чуна в самой гуще красноярской тайги в одном из живописнейших уголков Сибири… Поселение небольшое — всего 8 семей или 49 душ. Большинство людей молодых. Стариков почти не видно... Нужно отметить, что отголоски современной цивилизации уже достигли и этого укромного уголка. Как ни печально, но приходится признать, что вероятнее всего вскоре эти оазисы старорусской культуры исчезнут под все нарастающими и безжалостными ударами всемирной духовной пустыни. Помимо изменившейся одежды, что вполне отражают помещенные ниже фотографии, изменился и быт: не так давно светские власти привезли сюда дизельную электростанцию, староверы, поворчав немножко, провели в свои дома электричество, приобрели и доставили на плотах стиральные машинки; затем в здание школы поставили спутниковый телефон, повозмущавшись стали пользоваться и им. И дело, безусловно, не в том, что технический прогресс, достигший таежников, — зло, а в том, что молодое поколение, познакомившись с неведомой им ранее комфортной жизнью, вероятнее всего, потянется с этих мест в те, где все достижения современного мира в области комфорта являются нормой. И этому уже есть примеры. Староверы назвали нам не одну семью, что покинула родной уголок по причине бытовых трудностей и потянулась за плотскими удобствами во внешний мир. А трудности здесь действительно немалые. Впрочем, до недавнего времени все было вполне терпимо. Староверы занимались рыбным промыслом, охотой, сплавляли по реке лес. Торговля лесом и была основным источником дохода деревни, однако не так давно государство перекрыло реку и запретило староверам пользоваться дарованной им Самим Богом природой» (см.: http://ancient-orthodoxy.narod.ru/life/Chuna.htm).

Раскол наглядно проиллюстрировал приверженность русского человека исторической традиции. Однако чаще старое и новое органично переплетались, мирно сосуществуя, что привело к сохранению в русской культуре и религии многих слоев: очень древнего, языческого, христианского, коммунистического. Все они объединились в некое единое целое и оказались взаимосвязаными и взаимозависимыми.

Крещение Руси прошло относительно мирно, без кардинального уничтожения языческих верований, без преследований и гонений, может быть, поэтому в православных обрядах так много напоминаний о дохристианской эпохе. Вместе с тем надо отметить, что речь не идет о двоеверии, как это иногда представляют некоторые авторы. Просто христианство, попав на русскую почву, впитало местные традиции, и в результате получилось русское православие со своими особенностями.

Оставив в некоторых случаях привычную древнюю форму, христианство наполнило ее новым содержанием. Культ предков органично слился с поминками и родительскими субботами, совершенно языческая по своей обрядовости Масленица с ее блинами-солнцами стала мясопустной неделей, преддверием Великого поста, христианский праздник Троицы «украсился» языческими березками и ленточками и т. д. Пристрастие к сказкам и вера в чудеса стала сочетаться с верой в Божественное чудо. Не ушло и истовое поклонение святыням, оно просто перекинулось на христианские, но своей страстностью заставляет вспомнить о более древних эпохах. Наконец, удивительный размах на русской земле сохранили разного рода суеверия, изжитые в большинстве так называемых цивилизованных стран, но благополучно дожившие в России до сегодняшнего дня.

Проблема эта осознавалась русскими людьми давным-давно. Еще летописец в «Повести временных лет» сетовал на обилие суеверий, на чрезмерное увлечение празднествами, на языческие привычки. Огорченный нападением и победой половцев в 1068 г., автор-монах склонен в неудачах винить самих русских, т. к., пишет он, «словом только называемся христианами, а живем, как язычники. Вот разве не по-язычески мы живем, если во встречу верим? Ведь если кто встретит черноризца, то возвращается, так же поступает и встретив кабана или свинью, — разве это не по-язычески? Это ведь по наущению дьявола держатся эти приметы; другие же в чихание веруют, которое на самом деле бывает на здравие голове! Но дьявол обманывает и этими и иными способами, всякими хитростями отвращая нас от Бога, трубами и скоморохами, гуслями и русалиями. Видим ведь, как места игрищ утоптаны, и людей множество на них, как толкают друг друга, устраивая зрелища, бесом задуманные, — а церкви пусты стоят; когда же бывает время молитвы, молящихся мало оказывается в церкви. Потому и казни всяческие принимаем от Бога и набеги врагов; по Божьему повелению принимаем наказание за грехи наши».

То, что волновало летописца тысячу лет назад, звучит на удивление современно. Про игрища и бесконечные шумные гулянья и говорить не приходится, склонность к ним так и не удалось изжить, несмотря на все осуждения. Но даже суеверия сохранились прежними: встреча с попом считается плохим предзнаменованием, так же как и с котом, заменившим кабана. Про чихание разговор особый (есть даже обстоятельная научная статья «Чиханье: явление, суеверие, этикет» (Богданов, 2001)). Тут и «чихнул — правду сказал», и, если один раз, то «пути не будет», и многое другое. Семейные предания сохранили, например, историю об одном государственном деятеле, который отказался от полета на самолете, т. к. перед выходом чихнул всего один раз. На дворе был 1935 г., и полет был организован для почетных гостей, являлся делом политическим, игнорирование его было чревато нехорошими последствиями. Но ни доводы жены, стыдившей суеверного партийца, ни карьерные соображения не поколебали его решимости. Он не полетел, а самолет, печально знаменитый «Максим Горький», разбился при взлете.

В последние годы опубликовано множество книг, посвященных русским народным суевериям. Более того, обычно именно к этой теме чаще всего сводятся вопросы, касающиеся народных традиций и обычаев. Обилие разного рода предрассудков, примет, суеверий не перестает удивлять. Особенно если вспомнить, что речь идет о народе, более тысячи лет прожившем в христианстве и традиционно считавшемся очень верующим. Многие из них сохранились по сей день. Вот только некоторые, приводимые в материалах Этнографического бюро Тенишева: разговор через порог — к ссоре; рассыпать соль — тоже; первой в новый дом пускают кошку; надеть одежду наизнанку — значит быть битым; при любой купле-продаже обязательно надо выпить, «обмыть»; жениться в мае — всю жизнь «маяться». Это из тех, что сохранились. Но многие ушли в историю: печь хлеб в жестяных плошках — грех («это немец выдумал жестянки-то, а уж что немец выдумает, то воистину грех»); чтобы избавиться от клопов и тараканов, надо положить их по три штуки в шапку попу; черные тараканы — к богатству, их истреблять нельзя; носить бумажное белье грех, ибо его «принес француз»; чтобы рыбалка была удачной, надо умыться речной водой и выпить ее (Быт великорусских крестьян-землепашцев, 1993: 132–136). Полный список займет несколько томов. И это лишь примеры общерусских суеверий, а были еще региональные, деревенские, семейные.

Уже в XIX в. над предрассудками смеялись в образованной среде. И все-таки соблюдали их. Об этом писал В. И. Даль, собиратель «поверий, суеверий и предрассудков» русского народа: «Большая часть тех, кои считают долгом приличия гласно и презрительно насмехаться надо всеми народными предрассудками, без разбора, — сами верят им втихомолку, или по крайней мере из предосторожности, на всякий случай, не выезжают со двора в понедельник и не здороваются через порог» (Даль, 1996: 10).

Нигде не было такого обилия различных существ, обитающих в каждом уголке дома, поля, леса, как на Руси. Безусловно, во многих культурах и по сей день существуют свои мифические персонажи. В Исландии до сих пор стараются жить в мире с эльфами, в Норвегии создали целый культ троллей, в Англии с уважением упоминают о «зеленом человеке», духе леса. В России же существует целый сонм разного рода нечисти, ко многим из которых отношение крайне уважительное. Это и лесовой (или леший), и водяной, и банник, и полуденник, и болотница, и овинник, и множество других. О местонахождении многих из них можно судить по их именам. Свой дух, по народным верованиям, существовал и в разных злаках, деревьях, силах природы. Эти представления уходят корнями в совсем уже далекую древность, еще и доязыческую.

Особым почетом пользовался домовой, дух, обитавший в доме (верили и в существование его подруги — домани, помогавшей женщинам по хозяйству). В общем и целом домовой считался дружелюбным по отношению к людям, помогал им, всячески покровительствовал всем, кто жил в доме. Чаще всего его представляли в виде старика, лохматого и мохнатого. Но он мог и рассердиться на людей, тогда начинал хулиганить, стучать по ночам, щипать спящих, бить посуду. Мог и вообще обидеться и уйти, тогда в доме начинались беды и беспорядок.

Интересно приводимое Д. Н. Ушаковым описание обряда, призванного вернуть домового домой. В нем намешаны и древнейшие, и языческие, и христианские, и народные верования: «Чтобы вернуть домой домового: берут хлеб-соль, кладут четыре поклона на все стороны, читают Отче наш, а также заклинания, призывающие «хозяина» возвратиться домой, еще читают молитвы к Божей матери, Прасковее-пятнице, к бел-горюч-камню» (Даль, 1996: 215).

Множество поверий было связано с чертями. Причем происхождение их основывалось на христианской вере, крестьяне считали, что черти сотворены Богом, чтобы испытать и соблазнить на зло слабых людей (Быт великорусских крестьян-землепашцев, 1993: 122). А вели себя черти в народных представлениях вполне сказочно, по-язычески. Именно им приписывали изобретение разного рода греховных удовольствий, например вина и табака. Часты были и истории о согрешении женщины с чертом. От таких союзов рождалась, по мнению крестьян, всякая нечисть. Боялись черти, по мнению крестьян, лаптей. Влезали в непокрытый сосуд и в открытый рот спящего человека. Часто появлялись в облике черной кошки (за что последних всегда побаивались). Водили компанию с лешим. Иногда устраивали свадьбы, отчего на дороге появлялся столб пыли.

Вообще в народных суевериях встречается множество перекличек со сказочными мотивами. Например, отмечалось, что колдунов всегда старались приглашать на пирушки и свадьбы, боясь, что невнимание к ним обернется порчей молодых и вредом себе. Как тут не вспомнить сказку «Спящая Красавица», в которой героиня пострадала из-за того, что одну злую волшебницу забыли пригласить на праздник. А также традиции древнего гостеприимства, предписывавшие угощать всех, не делая различий между людьми. Или еще один интересный ритуал, описанный корреспондентом тенишевского бюро: в случае заболевания грудного ребенка над ним совершали обряд перепеченья, его заворачивали в холстину, окунали в воду и на лопате сажали в печь (там же: 140).

Удивительно, но многие приметы и суеверия живы и по сей день. Так же как не смогли их изжить века преданности православию, не помогли и годы материалистического отношения к окружающему миру. Вроде и незаметно, на всякий случай, часто по привычке, но они продолжают соблюдаться. Встреча с черной кошкой многих остановит и всех огорчит, рассыпав соль, многие продолжают плевать через левое плечо, через порог предпочитают не здороваться, а подарив нож, непременно потребуют монетку, чтобы обмануть злые силы и сделать вид, что его просто продали.

Мало того, продолжается процесс обновления суеверий: не так давно вошла в русскую культуру, но стала общераспространенной традиция покупать нечетное число цветов в подарок, а четное носить на кладбища, мало было устаревшего домового, появился барабашка и т. д.

Как будто недостаточно было своих, в последние годы распространились разного рода восточные и астрологические суеверия. Теперь в канун каждого Нового года все магазины заполняются различными животными, символизирующими грядущий год по китайскому календарю.

Празднование Нового года вообще вызывает особый ажиотаж. Праздник этот очень любим в России, в советское время он был самым пышным и веселым. Зайдите накануне его в любое место, даже в университет, и вы услышите что-нибудь вроде: «В этом году надо надеть все красное, а на голову перья», «на столе должно быть десять предметов на букву «р»», «обязательно в полночь нужно залезть под стол и прокукарекать», «я буду справлять за границей, в Японии, у них стол без ножек, как же под него залезть?» и т. д. Конечно, многие обсуждают это в шутку, но на всякий случай перья на голову наденут.

Объявление же типа «я — Козерог, с высшим образованием, ищу Рака без вредных привычек» сейчас никого не удивит. Теперь по знакам зодиака подбирают не только возлюбленных, но и сотрудников на работу, друзей, попутчиков в поездку. Вполне интеллигентная дама вдруг может, сощурившись, совершенно серьезно воскликнуть: «Так вы — Весы, теперь все понятно», что сразу заставляет поежиться, как будто она теперь все про вас знает. Словно изголодавшись за десятилетия рационального взгляда на мир, сопровождавшего атеизм советского времени, люди жадно накинулись на любые виды суеверий и предрассудков. В начале XXI в., покорив космические просторы, приручив атом, завладев (с помощью косметической хирургии) тайнами вечной молодости, человек продолжает верить во все, что только можно, а гадалки, ворожеи и колдуны чувствуют себя в России еще лучше, чем 200 лет назад, когда с ними хотя бы боролась церковь.

Как и прежде, в России до сих пор сильно боятся так называемого сглаза. Согласно русским суевериям, зависть окружающих непременно приведет к потерям и несчастьям. Жизнь в тесном сообществе приучила русского человека не высовываться, не выделяться. Поэтому и сегодня, как когда-то, люди предпочитают не выставлять свой достаток, свое счастье, свои приобретения на глаза окружающим. Мало ли что, ведь до сих пор актуальна пословица «береженого Бог бережет».

Один французский специалист, работающий на русской фирме, после рождения ребенка разослал своим коллегам эту радостную информацию (включавшую вес, рост и самочувствие младенца) и фотографию новорожденного. Для него это было естественно: у него радость, он сообщает о ней всему свету, он хочет поделиться. Русские коллеги, в том числе и представительницы молодого поколения, удивились и осудили его. Как это он не боится, самое дорогое надо прятать и не показывать окружающим, чтобы уберечь от несчастий. А тут ребенка, да еще и новорожденного! Хорошо известно, что во многих семьях, в том числе в городских и образованных, существует традиция первый год (полгода, три месяца, у кого сколько хватит терпения) ребенка никому не показывать, прятать от «сглаза». Можно сколько угодно смеяться надо всеми этими анахронизмами, но большинство предпочитает следовать им, даже если в них и не верит, на всякий случай.

Сегодня в современном обществе существует заметный интерес к религии, церкви, старинным обрядам и традициям. Кое-что уцелело и в советскую эпоху, перейдя в разряд «народных обычаев»: праздновали Масленицу, называя ее просто встречей весны, красили яйца и пекли куличи на Пасху, в родительские субботы ездили на кладбище. Кто-то еще связывал это с церковью и религией, многие просто следовали сложившейся традиции. Как только все запреты на веру и посещение церкви были сняты, более того, это стало поощряться, начался своеобразный религиозный бум. Конец XX в. увидел небывалый взлет интереса к вопросам религии.

Вот данные за первые 10 лет после перестройки. Согласно всероссийскому социологическому опросу, проведенному в декабре 1997 года, 32,1% молодых людей в возрасте 16–26 лет верят в Бога (против 2% в 1980-е гг.), 27% сомневаются, 13,9% безразличны к вопросу веры и лишь 14,6% не верят. О возрождении интереса к религиозным обрядам говорят следующие данные по Санкт-Петербургской епархии (Петербург и Ленинградская область), которые можно считать типичными для всей России. За два года, 1991–1992, было совершено обрядов крещений 327,2 тыс., венчаний 6,8 тыс. и отпеваний 72 тыс., другими словами, львиная доля новорожденных прошла обряд крещения, 6,3% новобрачных венчались и 41% умерших отпевались в церкви. Важно отметить, что обряд крещения совершили свыше 212 тыс. взрослых, поскольку число новорожденных составило 115,2 тыс., а крещений — 327,2 тыс. (Миронов, 2001). Сейчас эти цифры значительно выше.

Обращение к вере заметно и на государственном уровне. Политические деятели сегодня непременно подчеркивают свое серьезное отношение к церкви, зная, что такое поведение получит одобрение и у атеистов, а вот небрежения в этом вопросе не простят. Церкви и приходы отдаются Русской православной церкви (что, правда, создает новые конфликты на местах, чаще всего с музеями, находившимися на территории монастырей). В большие праздники вся верхушка правительства находится в церкви, со свечами в руках, отечественное телевидение заботливо доносит это до широких масс зрителей. Впрочем, чрезмерное слияние церкви и правительства, как уже отмечалось, порой вызывает неодобрение у народа, но оно направлено скорее на официальную церковь, чем на политиков или религию как таковую.

Причины подобного интереса к религиозным вопросам разные. Здесь и подлинная вера, не сдерживаемая теперь никакими запретительными рамками. Кроме этого сказывается и дань моде, сегодня в хорошем обществе не принято быть атеистом. Не последнюю роль играет и отсутствие какой бы то ни было альтернативной идеи, в которую можно было бы верить (ну нельзя же в самом деле верить в царство капитализма или во всеобщую демократию на земле). Многие приходят в церковь просто так, на всякий случай или во время несчастий, болезни — вдруг поможет. Наконец, существует и часть населения, которая следует обрядам вне религии, просто отдавая дань традиции.

Особое отношение русских к вопросам религии хорошо раскрывается при сравнении празднования Пасхи в России и в Англии. Англичанам напоминают о грядущем празднике задолго до его наступления, в продаже и в оформлении магазинов, улиц, общественных мест появляются разные симпатичные зайчики, которые здесь символизируют праздник, цыплятки, разукрашенные яйца, весенние цветы. Все это также продается в шоколадном варианте для детей.

На сам праздник в Англии устраивают разные веселые мероприятия, многие из который являются продолжением старинных традиций, например поиски спрятанных в саду яиц (всегда шоколадных) или катание их по лужайкам. В Пасху у англичан длинные выходные, так что многие уезжают на природу, посещают старинные замки, ходят на экскурсии в музеи. Обязательными являются семейные обеды или еще чаще ланчи. В ресторанах, пабах, даже на оборудованных местах для пикников невозможно найти свободного места: старики, дети, собаки — все радуются весеннему празднику.

Однако изначальный смысл праздника абсолютно утерян. Он начинается с пятницы, продолжается в субботу и заканчивается в воскресенье. Именно эти три дня посвящены веселью, дружеским попойкам, семейным сборам. Служба — в воскресенье утром, никаких ночных бдений, все весело и радостно.

В России часто даже люди, далекие от религии, помнят, что вся неделя, предшествующая Пасхе, называется страстной, эта неделя страданий Христовых. В пятницу Он был распят, в субботу мертв, воскресение еще не наступило. Это дни страшные и трагические, каждый день в церкви идут службы, иногда несколько раз в день. Кульминация — ночная служба, начинающаяся в субботу вечером, торжественная и величественная. Радость наступает только в воскресенье, да и то радость светлая и спокойная, тихая, Пасха не Масленица. Конечно, есть люди в России, которые вообще не интересуются пасхальными днями и живут своей жизнью. Но те, кто помнят, а таких сейчас большинство, даже неверующие, не будут веселиться и праздновать накануне Пасхи в пятницу и субботу.

Большую популярность сегодня в России приобрели религиозные обряды крещения детей, венчания и отпевания. Многие сегодня стремятся ввести религию в жизнь, как это было когда-то. Освящают квартиры, дачи и автомобили. Празднуют церковные праздники дома и в церкви. Совершаются обряды поминовения усопших в церкви и на могилах.

Восстановлена и приняла заметный размах традиция крестных ходов. Летом 1991 г. перенесение вновь обретенных мощей преподобного Серафима Саровского превратилось в торжественное и многолюдное шествие из Москвы в Дивеево. По дороге они были пронесены по многим российским городам, во время остановок поклониться мощам приходило множество людей. Особое значение и размах приобрело паломничество по святым местам, как России, так и зарубежья.

Особо почитаются так называемые святые источники: теперь над ними, как правило, установлен крест и, как и прежде, на деревьях вокруг них повязывают языческие ленточки, загадав желание. Словом, в повседневной жизни религия занимает все более заметное место.

Особо надо отметить почитание святынь. Традиция эта имеет очень давние истоки. Как и прежде, особым почитанием пользуются иконы, сохранилась вера в их спасительную силу. Люди приезжают специально, часто издалека, чтобы поклониться той или иной чудотворной иконе. Большой популярностью пользуется посещение святых мощей и могил, где похоронены святые. Так, к могиле Блаженной Матроны на Даниловском кладбище выстраиваются большие очереди тех, кто хочет ей поклониться (в 1999 г. она была признана местночтимой московской святой; в октябре 2004 г. состоялась ее общецерковная канонизация).

В июне 2006 г. в храме Христа Спасителя в Москве была выставлена десница Иоанна Предтечи. Люди выстаивали по 8–10 часов, чтобы поклониться ей. При этом из-за наплыва народа было не разрешено даже останавливаться около нее ни на секунду.

Невольно вспоминается, как в начале 1970-х гг. в Москву привезли Джоконду Леонардо да Винчи. Многочасовые очереди осаждали тогда Музей изобразительных искусств им. Пушкина. Останавливаться тоже не разрешали. Надо было отстоять много часов, чтобы просто пройти мимо. Но это никого не останавливало. Жажда чуда, поклонения прекрасному была так сильна и настолько не удовлетворялась в обычной атеистической жизни, что вылилась в настоящее паломничество к картине итальянского мастера.

Вот как описывал толпу очевидец: «В огромном пуленепробиваемом стекле вижу, как в зеркале, лица людей. Глаза, устремленные к Джоконде. Они дождались. Дождались этого свидания. Долгие, долгие, долгие часы очереди. И вот наконец Она. Единственная, неповторимая. Джоконда… Лепет людской. Шепот. Шорох платьев. Тихие шаги. Жадно, нанасытно глядят люди на творение Леонардо… Тревожно, немного печально, неотрывно глядит девушка в джинсах на Джоконду. Седой мужчина прижал к груди шляпу и весь вытянулся, устремился к Моне Лизе. Он что-то вспомнил, и я вижу слезы на его глазах... Бинокли. Бинокли. Люди хотят быть ближе к Джоконде» (Долгополов, 1986: 108–109). Удивительно похоже на религиозный восторг.

Еще одно свидетельство особого трепетного отношения к святыням проявляется в современных свадебных обычаях. После регистрации и перед застольем принято ездить в какие-нибудь важные историко-культурные места. В Москве чаще всего ездят к Кремлю, к могиле Неизвестного солдата, положить цветы. Эта традиция была очень популярна в советское время. Еще любят Воробьевы горы, оттуда открывается вид на всю Москву. Веселые компании пьют шампанское, фотографируются, шумят и общаются.

В каждом регионе есть свои объекты для свадебного поклонения. Причем здесь наблюдается полное смешение разных времен, идей и верований: это и религиозные, и исторические, и советского времени (очень часто военные мемориалы), и культурные памятники. В Петербурге едут к памятнику Петру I, в Калуге — в Тихонову пустынь, в Туле — в музей-усадьбу Льва Толстого, в Подмосковье к памятнику молодому Пушкину в усадьбе Большие Вяземы. Случаются и курьезы, подобные случайно подслушанному диалогу в Ясной Поляне, когда развеселая свадебная толпа, состоявшая из очень молодых людей того типа, который раньше называли «пэтэушниками», направлялась к могиле Толстого:

— А куда идем-то?

— Да на могилу какого-то писателя.

— А какого?

— Да кто его знает.

Важно не то, что это за писатель и что он написал, а в день свадьбы надо поклониться какому-то известному месту, святыне. Столь живуча в русских людях любовь к святым местам и жажда поклонения им.

Сегодня часто говорят о возрождении религии в России. Интерес к ней действительно огромен. Но станет ли она той же базой, нравственной основой жизни, какой была несколько веков, или превратится в своего рода театрализованную игру, внешний обряд, не имеющий внутреннего духовного содержания? И что тогда придет на ее место, которое, согласно русской традиции, не может пустовать? Русскому человеку очень трудно жить без прекрасной и бескорыстной идеи, без поклонения высоким идеалам.

 

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Богданов, К. (2001) Повседневность и мифология. СПб.

Быт великорусских крестьян-землепашцев (1993) / Описание материалов этнографического бюро князя В. Н. Тенишева. СПб. 

­Даль, В. И. (1996) О повериях, суевериях и предрассудках русского народа. СПб.

Долгополов, И. (1986) Мастера и шедевры. Т. 1. М.

Миронов, Б. (2001) Народ-богоносец или народ-атеист: как сильно россияне верили в Бога накануне 1917 года? // Родина. № 3.

Олеарий, А. (2003) Описание путешествия в Московию. Смоленск.

Палладий (архимандрит) (1863) Обозрение Пермскаго раскола так называемого «старообрядства». СПб.

Православная вера и традиции благочестия у русских в XVIII–XX веках (2002). Этнографические исследования и материалы / Под ред. О. В. Кириченко и др. М.: Наука.

Федоров, В. А. (2000) Православная церковь и государство / Очерки русской культуры XIX в. / Под ред. Л. В. Кошман. Т. 2. М.

Цеханская, К. В. (1998) Икона в жизни русского народа. М.

Версия для печати