Национальный характер немцев (А. В. Павловская)
Русскому человеку трудно писать про немцев. Труднее, наверное, только про самих себя. Во-первых, слишком многое связывает: самые близкие соседи из европейцев, давние и тесные исторические связи, общие страстные увлечения — философия, литература, музыка, и — самая большая боль. С одной стороны, так и не решили до конца вопрос о том не немцы ли создали все то, чем мы живем, — от государства до системы образования. С другой, так и живет в русском человеке страх и отвращение при звуке отрывистой немецкой речи — может, оставшиеся от бабок и дедов, переживших войну, может, от военных фильмов, которые продолжают смотреть, а может, просто это уже генетическое. Еще немного и мы, особенно молодое поколение, поверим американцам, что мы только слегка помогли им выиграть вторую мировую войну, но отторжение от звуков немецкой речи сохраняется на подсознательном уровне.
Но это лишь одна проблема, русская. Есть и другая — немецкая. Характеры всех народов состоят из парадоксов и противоречий, вспомним только «загадочную русскую душу», не дающую покоя многим поколениям европейцев. С немцем сложнее. На первый взгляд он являет собой самый простой из устойчивых национальных образов. Согласно популярному во всей Европе анекдоту, построенному на обыгрывании национальных особенностей, в раю немцы — механики, а в аду — полицеские, и то и другое благодаря своей четкости и принципиальности. Стереотипный немец всегда носит усы, всегда прекрасно организован, мечтает о порядке, выполняет законы, в идеале живет в ритме военного марша. И все это, в основном (кроме усов), правда. Немцы всегда узнаваемы во время заграничного путешествия: аккуратные светлые одежды, гортанный смех, уверенность в каждом движении, непременная кружка пива по вечерам, более узнаваемы только японцы, но их можно спутать с южными корейцами. К тому же немцев всегда выдает их речь, обрывистая, резкая, словно они общаются друг с другом приказами, даже не зная ни слова по-немецки, ее всегда отличишь от любой другой.
Но за этой простой схемой, привычным стереотипом, скрывается нечто неопределенной и туманное, и попытки заглянуть глубже наталкиваются на большие сложности. Начать с того, что даже название обсуждаемого народа неустойчиво и звучит по разному в разных языках. По-нашему — «немец», он же по-английски — «German», он же по-французски «allemande», он же по-итальянски «tedesco», он же на своем языке «Deutsche» и т.д. Сегодня среди самих немцев стало политически корректно разделять национальное и государственное: интернет-сайт немецкого посольства объясняет, «немецкий — это язык, продукт, человек и т. п., всё что связанно с национальностью; германский — это гимн, флаг, парламент и т. д., т. е. всё, что связано с государственностью». Так есть ли они, немцы? Исследователи ссылаются на тот факт, что современный народ складывался в результате смешения различных племен, вот и вошли в разные языки разные названия. Но из разных племен возникли все народы, например, чего только не намешено в современных итальянцах, но они ведь везде итальянцы, только окончание меняется от языка к языку.
Возможно, эта некоторая неустойчивость и неопределенность немецкого характера определяются неопределенностью и неустойчивостью положения самого государства. Германия страна, почти не имеющая естественных границ, зажатая между другими европейскими государствами, на протяжении своей истории постоянно меняла свои очертания, подобно медузе то, расползаясь аж на все европейское пространство, то, сжимаясь до размеров маленьких княжеств. Подобное срединное положение действительно определило участие самых разных племен и народностей в формировании немецкого народа: куда бы ни продвигались народы по Европе, они почти неизбежно проходили по территории Германии. Это особенно интересно для народа, ратовавшего за расовую чистоту и до сих пор считающего закон крови первейшим. Известно, что по немецкому законодательству, дети эмигрантов не-граждан Германии, родившиеся в этой стране могут не иметь немецкого гражданства, зато немцы, родившиеся в других странах, легко могут его получить: достаточно только вспомнить недавнее массовое переселение русских немцев, давно уже, в несколько поколений, оторвавшихся от своей прародины, но сохранивших немецкую кровь.
Сложность и неопределенность характера немцев подчеркивает и то, как они изображаются в записках путешественников и публицистике. Страна, традиции, порядки, памятники описываются точно и досконально, а вот когда дело доходит до описания народа, населяющего страну и создавшего эти памятники, наступает тишина. Наш Н.М. Карамзин одним из первых в России дал блестящие характеристики европейским народам, с которыми он сталкивался во время своего путешествия, чего только стоят его остроумные наблюдения за французами и англичанами, и подведение итогов, характеризующее народы одним главным свойством: англичан он назвал угрюмыми, французов — легкомысленными, итальянцев — коварными. Про характер немцев — ни слова, даже итогового. При этом отметим, что в Германии он провел самую значительную часть своего путешествия, а в Италию не заезжал вовсе. Ф.М. Достоевский заявлял категорично: « к немцу надо особенно привыкать и .. с непривычки его весьма трудно выносить в больших массах». Да и сами немцы не отставали, так, Томас Манн утверждал, что « Немцы воистину непостижимый народ…», а великий Гете считал, что «немцы усложняют все себе и другим».
И все-таки существуют и немцы, и немецкий характер, и разобраться в нем можно, особенно если принять его противоречивость, не пугаться стереотипных представлений и не пытаться их обязательно опровергнуть, а согласиться с тем, что в них есть и доля правды. Одним из ярких доказательств его, характера, существования являются так называемые «русские немцы». Немцы появились на Руси очень давно, прежде всего с торговыми целями, в Новгороде, Пскове, потом Москве, возникали немецкие слободы, кладбища, свой особый мир. С начала XVIII века число их стало резко возрастать, а цели и задачи разнообразиться. Теперь они вмешивались в политику и управление государством, продвигали на русскую почву европейскую культуру и науку, лечили, учили, служили, а со времен Екатерины II и пахали русскую землю. Говорят даже о «засилье» немцев в отдельные периоды русской истории, об их стремлении нажиться на доверчивых русских и обмануть их.
Были, конечно, и такие ловцы «славы и чинов». Но хорошо известно, что многие немцы верой и правдой служили России и считали ее своей родиной. Многие немецкие фамилии стали частью, а иногда и славой, русской истории: Беринг, Фет, Бенкендорф, Шлецер. Русские охотно: женились на немках, как, например, борец с немецким влиянием на русскую науку М.В. Ломоносов или очень русский поэт Ф.И. Тютчев. Любили немок: как русский помещик Яковлев, подаривший своей немецкой возлюбленной и всему миру Александра Герцена. Дружили с немцами: как Пушкин с Кюхельбекером.
Удивительным представляется тот факт, что все они, живя долгое время, а часто родившись, и не в первом поколении, в России все-таки сохраняли свою немецкую идентичность и черты характера. Смешанных браков и залетных иностранцев в России всегда было немало, но кто станет искать шотландские национальные черты у Лермонтова, или даже у Барклая де Толли, или эфиопские у Пушкина? Разве может идти речь о русских итальянцах или русских англичанах? Они либо оставались сами собой как, например, архитектор-итальянец Растрелли, застраивавший Петербург, или сливались с местным населением, оставив о себе память только в фамилии.
Другое дело немцы. Даже обрусев, они сохраняли свои национальные черты — педантичность, организованность, любовь к порядку, как литературные Штольц Гончарова или чеховский фон Корен. Сохраняли также свои привычки, свои вкусы и даже свои кладбища, существующие и по сей день (это после двух-то войн!). Интересно, что это сочетание — немецкого характера с русской почвой — оказывало нередко облагораживающее влияние. Немецкая размеренность и упорядоченность в России получали новый смысл служения отечеству, смягчались и становились более гибкими и душевными. Отметим, кстати, что далеко не всегда Россия оказывала благотворное влияния на приехавших в нее иностранцев: так, любима среди москвичей середины XIX века была история о знаменитом итальянском теноре, имевшем огромный успех как у себя на родине, так и в Москве. Очень скоро он выучился «русскому» стилю жизни: пил ледяную водку не закусывая, лихо правил тройкой на морозе, любил «безмерно» сразу несколько женщин, но голос потерял и «вскоре исчез с московского небосклона».
Так вот, немец, несмотря ни на обрусение, ни на облагораживающее влияние, немец выпирал и через несколько поколений, причем отчетливо, самыми определенными чертами, тут уж не приходится говорить об аморфности и размытости характера!
Если уж те немцы, которые жили и смешивались с русскими, сохранили многие свои черты, то, что и говорить о так называемых «русских» немцах, переселенцах, живших колониями в разных частях России: на Волге, на Урале, на Алтае (согласно переписи 1897 года число таких «чистых» немцев составляло 1, 8 миллиона жителей). Вот какое впечатление вынес от общения с немецкими колонистами Поволжья наследник русского престола цесаревич Александр Николаевич, совершивший в 1837 году, в возрасте 19 лет путешествие по стране, с целью ознакомления со своими будущими поданными. В письме к отцу Николаю I он писал: «Весело смотреть на их благополучие, этот добрый народ сделался совершенно русским… но в них осталась их почтенная аккуратность немецкая, живет они чисто, пасторы у них преумные, и они меня принимали с удивительным радушием, точно как настоящие русские».
Впрочем, именно русские императоры сами являют собой удивительный пример русско-немецкого союза. Первым взял себе в жены немецкую принцессу Софью Шарлотту Брауншвейгскую наследник русского престола царевич Алексей, сын Петра I, что и понятно — немцы были тогда в большой моде. А на русский трон впервые возвел немку все тот же Петр, сделав свою любовницу сначала женой, а своей смертью и императрицей. Два последующих столетия многочисленные немецкие княжества без устали снабжали Российскую империю то императрицами, то женами императоров, а когда влюбленный Александр II после смерти своей немецкой жены попробовал возвести на престол свою русскую любовницу, это вызвало огромное сопротивление и оставило ее только морганатической женой, не имевшей никаких прав на русский престол. И вместе с тем эти немецкие по крови царственные особы были самыми русскими из всех русских. И не только такие как Александр III или Николай II, воплотившие в себе, кажется, все достоинства и недостатки русского национального характера, но даже и чистокровная немка Екатерина II или любитель немецких традиций Павел I.
Столь тесные и близкие отношения между двумя народами не могли не привести к попытками понять и узнать друг друга. Русская художественная литература, важный, и далеко не всегда ложный, источник наших знаний о других народах, посвятила много страниц немецким персонажам, как правило, комическим или сатирическим (справедливости ради, отметим, что и русского человека она не пощадила, так что ни о каком предвзятом отношении речи быть не может). Чего стоит один только Н.В. Гоголь, с его жестяных дел мастером Шиллером с Мещанской улицы из «Невского проспекта»: «Шиллер был совершенный немец, в полном смысле этого слова. Еще с двадцатилетнего возраста, с того счастливого времени, в которое русский живет на фу-фу, уже Шиллер размерил всю свою жизнь и никакого, ни в коем случае, не делал исключения. Он положил вставать в семь часов, обедать в два, быть точным во всем и быть пьяным каждое воскресенье… Аккуратность его простиралась до того, что он положил целовать свою жену в сутки не более двух раз, чтобы как-нибудь не поцеловать лишний разок никогда не клал перцу более одной ложечки в свой суп». Образы немцев — добродушных как Карл Иванович из «Детства» Толстого, энергичных как Штольц Гончарова, целеустремленных как лесковские персонажи, но всегда педантичных, организованных, не терпящих хаоса, заполняют страницы русской классики. И всегда, рефреном, слышится чеховское «Это тебя, брат, немцы испортили!» (видимо, немецкое влияние на русский характер за благотворное не признавалось).
Впрочем, сегодня литературные источники заметно утратили свое влияние на восприятие внешнего мира нашими соотечественниками, они активно вытесняются кинематографом и телевиденьем, а современный ребенок лучше знает немцев как врагов Джеймса Бонда или Индианны Джонса, слегка как оппонентов неувядаемого Штирлица, и как безликих и равнодушных детективов из популярных немецких сериалов. Последние, впрочем, действительно, кое-что говорят о немецком характере: это не милые чудаки из английских детективов, и не любители красивой жизни из французских, а некие механизмы для раскрытия преступлений. Сериалы эти легко наполняются леденящими душу подробностями: отрезанными головами, расчлененными телами в сундуках, а следователи всегда спокойны и невозмутимы (один из них, попав в семью, где только что был отравлен любимый младший сын, с подозрением говорит своему напарнику «Тебе не кажется, что у сестры странная реакция — истерика, слезы...»). Впрочем, одну слабость они себе все-таки позволяют — кружку доброго пива.
Во внешнем мире для русского человека долгое время именно немцы были главными европейцами, а с их земель начиналось знакомство с загадочным иным миром, манившим и пугавшим одновременно, т.е. с Европой. Именно на немецкой границе происходила первая встреча, и столкновение, двух культур. Путешествовавший в Европу в конце XVIII века Ф. Растопчин писал в своих путевых заметках: «Тут начинается прусское владение, немецкий язык и курс терпения. Несчастный русский путешественник, плачь и сокрушайся о ямщиках! Забывай, что лошадь может скакать рысью! ...Никогда немец, почтовый извозчик, будь он молод до безумия, пьян или влюблен, не проедет в час, по хорошей дороге, более одной мили…». Карамзин сетовал на бесконечные проверки документов, не только при пересечении границы, но и при въезде и выезде в каждый отдельный город, процедура, отнимавшая много времени и нервов: «Толстый часовой, у которого под брюхом болталась маленькая шпажонка, подняв на плечо изломанное и веревками связанное ружье, с гордым видом сделал три шага вперед и престранным голосом закричал мне: Wer seyd ihr? Кто вы?».
Нередко первая встреча с Европой вызывала разочарование, слишком мало было экзотики, слишком тесны связи, слишком много немцев у себя дома, отсюда и «кислое впечатление», по словам Достоевского, которое производил Берлин, первый крупный немецкий город на дороге, очень походивший, по мнению многих, на Петербург.
Впрочем, близость и сходство эти очень поверхностные. Берлин и сегодня очень близок и понятен русскому человеку, гораздо более «свой», чем другие столицы Европы. Однако это родство становится все меньше по мере стирания следов советского влияния на восточную его часть. Сегодня русских в Германии знают все меньше: теплые чувства к ним сохранили только дожившие до сегодняшнего дня бывшие военнопленные и их семьи, да старшее поколение восточных немцев, насильно в свое время обучаемых русскому языку и культуре, а сегодня ностальгически связывающих Россию с ушедшей жизнью, трудной, неоднозначной, но гордой и независимой. Для остальных немцев характерно общеевропейское восприятие России как далекой холодной страны, населенной дикими существами. Неизменное удивление при встрече с русскими вызывает наличие у них двух рук и ног, обычных чувств и некоторых знаний. Дряхлый старичок на Мозеле, потрясенный тем, что русские заехали в его гостиницу, два часа методично объяснял — как отпирать и запирать входную дверь, как пользоваться туалетом и душем, как включать телевизор и переключать программы, а вдруг эти варвары и не видели такой техники, кто их знает! И это при том, что некоторые районы в Германии сегодня живут только русскими туристами — от сезона до сезона.
Самый распространенный стереотип о немцах касается их педантичности и любви к порядку. И он совершенно справедлив. Стремление упорядочить все и вся пронизывает все стороны немецкой жизни, является источником большинства их национальных достоинств и недостатков. Прекрасно организованные дороги, восхищавшие, кстати, своей продуманностью еще скептических путешественников XVIII века, сегодня стали шедеврами дорожного искусства, окутав сетью всю Германию, причем, в отличие от Франции и Италии, они совершенно бесплатные. Прекрасно организованный сервис, налаженный быт, превосходная туристическая инфраструктура — все это не может не радовать гостей этой страны. Об удивительной способности немцев много и увлеченно работать написано очень много добрых слов, и не только самими немцами. Словом, Ordnung! составляет основу благополучия Германии.
К сожалению, как подметил английский драматург Б. Шоу, «немцы обладают большими достоинствами, но имеют и одну опасную слабость — одержимость всякое хорошее дело доводить до крайности, так что добро превращается в зло». Это в полной мере применимо к немецкому порядку. Взять хотя бы немецкую бюрократию — по числу правил и регламентаций она, может, и не хуже других, но по увлеченности их выполнением она в Европе, наверное, на первом месте. Известно, что только немецкие пограничники в случае, если ваша виза просрочена на один день, приравнивают это преступление к незаконному пересечению границы и делают вас «невъездным» на длительный срок. Отсутствие столь почитаемого в Англии «здравого смысла» или хотя бы столь распространенной в романских странах системы взаимовыручки характерны для действий немецких чиновников и делают немецкую бюрократию почти непробиваемой. Мадам де Сталь отмечала, что немцы умудряются найти массу препятствий для самых простых вещей и ты слышишь «Это невозможно» в Германии в сто раз чаще, чем во Франции (и это при том, что весь ее труд затевался как критика французских порядков).
Иностранные журналисты делятся «страшными» историями из повседневной жизни немцев: один был постоянно порицаем хозяйкой за нежелание развешивать постиранное белье по порядку и размеру, делая это совершенно хаотично, другого терроризировали соседи за нестриженный газон, попытки же подстричь его приводили к новым жалобам, так как делать это в выходные оказалось запрещено. В Германии издается специальный дорожный справочник пробок, описывающий где и в какое время их надо ожидать. Впрочем, пробки не всегда поддаются упорядочиванию, иногда возникают стихийно и это страшно раздражает немцев, они получили название «пробки ниоткуда», и на изучение этого феномена выделены большие государственные субсидии.
Порядок поддерживает закон, поэтому немцы удивительно законопослушны. Всякий, кто когда-либо ехал за немецкой машиной по европейской дороге, поражался их удивительной педантичности в исполнении предписаний: можно не смотреть на знаки, скорость немецкой машины всегда в точности им соответствует. Но уж и пропустить тебя не пропустят, порядок для всех один и твои попытки превысить скорость и нарушить его должны пресекаться на корню, так что плетись следом и вспоминай всех немецких мам.
Закон для немца выше здравого смысла. Английский журналист однажды в два часа ночи стал свидетелем несчастного случая: переходившего совершенно пустую дорогу пешехода сбила внезапно появившаяся машина. После того, как пострадавшего увезли в больницу, слегка потрясенный происшедшим журналист, поинтересовался, что же теперь будет. Немецкий полицейский ответил: «Ничего особенного, если выживет, заплатит штраф 50 марок, он ведь переходил дорогу в неположенном месте».
Германия, наверное, единственная страна, в которой большое количество разрешающих табличек — здесь можно курить, ходить по траве и т.д. В других странах они, как правило, запрещающие, что наводит на мысль, что в этой стране все, что не разрешено, видимо, запрещено. В дореволюционной России долгое время была популярна шутка про взбунтовавшихся немецких пролетариев, демонстрация которых идет по Унтер ден Линден да тех пор, пока не наталкиваются на табличку — «Проход запрещен», на этом революция заканчивается и все благополучно расходятся по домам. Впрочем, это, наверное, стоит отнести к числу достоинств.
Порядок определил и одну из главных слабостей немца — любовь к машинам и разного рода механизмам. Автомобиль для немца и друг, и любовница, и показатель его социального статуса. В их производстве они достигли настоящих высот, покупка следующего по классу автомобиля для немца важнее продвижения по карьерной лестнице (впрочем, эти два фактора всегда взаимосвязаны), его личный автомобиль всегда блестит и переливается. При всей любви к регламентации правительство не решилось ввести одно ограничение — скорости на автобанах, и здесь немец выказывает всю свою удаль и лихачество. Мерседесы и БМВ несутся с запредельной скоростью, которую обывателю-иностранцу, двигающемуся всего в пределах 180 км в час трудно даже представить, не дай бог, попасться в это время на их пути — они будут мигать фарами, сигналить не хуже самых эмоциональных итальянцев.
Сами немцы любят возражать — мол, вот все говорят, что педантичны и интересуемся только порядком и законом, а посмотрите на наш вклад в мировую культуру! Действительно, вклад немцев в развитие литературы, философии, музыки неоспорим, они не только составили целые эпохи в мировой истории, но и оказали заметное влияние на окружающий мир. Отнюдь не преуменьшая величия немцев в этом вопросе, русский человек и не смог бы этого сделать, потому что никто так близко к сердцу не воспринял эти достижения как русская культура, хотелось бы отметить, что это все совершенно не противоречит особенностям национального характера. Не потому ли таких высот достигла философия, что немецкий ум упорно стремился все упорядочить и разбить на категории, а то, что нельзя упорядочить — переделать (и не потому ли, кстати, она так привлекала русских, у которых этого свойства к упорядочиванию совершенно нет). Не потому ли в Германии меньше всего развивались визуальные искусства — живопись, архитектура, скульптура, ведь «гармонию», музыку, можно «проверить алгеброй», а живопись нет. В отличие от, например, итальянцев у немцев отсутствует то, что принято называть чувством прекрасного, эстетизм, а красота чаще всего подменяется чистотой. В Италии дома красивые и мастерство интерьеров доведено до совершенства, в Англии — уютные, а в Германии чистые Самое смешное в распространенной шутке о том как немцы моют улицы с мылом это то, что это вовсе не шутка.
Нельзя назвать удачными и некоторые другие виды немецкого искусства, например, балет, театр, кино. Пышные блондинки из фильмов военных лет, задиравшие длинные ноги как хорошо отлаженные механизмы под бравурную музыку, пугали своей агрессивностью. Балет телевидения ГДР и Фридрихсштадт-паласа, являвшие собой огромную толпу немок, с нечеловеческой синхронностью совершавших энергичные движения, были одним из немногочисленных европейских развлечений в советское время и надолго отбивали не только желание приобщаться к западной культуре, но и желание вообще. Немецкое же кино могут понять только сами немцы, да и то после тяжелого трудового дня и с кружкой пива в руке.
Не удается немцам и юмор. То есть любить-то они его любят, но сами в этом вопросе безнадежны. Не случайно во время уличных праздников выступления ораторов сопровождаются оркестром, который специальным звуком отмечает каждую шутку, иначе просто было бы трудно определить, в каком месте смеяться. Русские путешественники еще в XVIII веке отмечали это свойство: «А если где-нибудь и услышишь, что захохочут, то наверно сбила человека лошадь, переехала коляска через женщину, кого ударил офицер палкою или выученная лягавая собака сорвала, по приказанию хозяина, с кого-нибудь шляпу. Немцы смеются в то время, как мы кричим караул». Сегодня не устают подтрунивать над немецкой серьезностью и отсутствием юмора англичане и французы, первых за это немцы побаиваются и уважают, а вторых недолюбливают.
Кроме философии, литературы и музыки, которые несмотря на вышесказанные особенности являются, безусловно, величайшими достижениями немецкой и мировой культуры, немцы достигли значительных высот и в некоторых других областях, например, в воинском искусстве. Не одно поколение русских военных с восхищением изучали немецкие крепости, немецкое оружие, немецкую тактику, даже немецкую военную форму, которая не раз являлась образцом для нашего отечества. Непревзойденными остаются и немецкие военные марши, копировавшиеся многими европейскими народами (под французские марши можно только совершать революции, под английские — пить чай в общественном саду, а вот под немецкие действительно хорошо маршировать). Весь мир с восхищением и завистью наблюдает непрекращающийся процесс усовершенствования немецких автомобилей. Нельзя забывать о великолепных немецких курортах, успешно сочетающих искусство исцеления с искусством ничегонеделанья. Наконец, высокий профессионализм и мастерство отличают немецких официанток в пивных барах, единственных в мире овладевших искусством носить по четыре огромных пивных кружки в каждой руке. Так, что вклад немцев в развитие мирового искусства действительно неоспорим.
Большую озабоченность вызывает у немцев проблема рождаемости. Процесс этот, своей бесконтрольностью и некоторой стихийностью, всегда вызывал законное раздражение, что приводило к созданию различный многочисленный научных и околонаучных теорий, основной целью которых было стремление его упорядочить. Чистота расы беспокоила немцев в различные исторические периоды.
Впрочем, расовая теория, столь любимая немцами, сыграла с ним злую шутку. Одно из первых подробных описаний германцев оставил римский историк Тацит. Отмеченные им характерные черты народа мало чем напоминают современных жителей. Вот как представлял древних германцев изнеженный римлянин: у них «жесткие голубые глаза, русые волосы, рослые тела, способные только к кратковременному усилию; вместе с тем им не хватает терпения, чтобы упорно и напряженно трудиться, и они совсем не выносят жажды и зноя, тогда как непогода и почва приучили их легко претерпевать холод и голод». Они храбры, отважны, прекрасные воины, блюдут строгость и чистота нравов, «любят безделье и ненавидят покой», целомудренны, гостеприимны, а их «телосложение и стан, приводят нас», т.е . римлян, в изумление. Дальше — больше: «Беспробудно пить день и ночь ни для кого не постыдно…. Их напиток — ячменный или пшеничный отвар, превращенный посредством брожения в некое подобие вина… Пища у них простая: дикорастущие плоды, свежая дичина, свернувшееся молоко, и насыщаются они ею безо всяких затей и приправ». Схожие описания оставили и другие историки древности. Стремление походить на этот далекий, прекрасный и столь непохожий на них, реальных, образец погубило немцев. Они не задавались вопросом, так уж ли они напрямую являются потомками этих могучих, бесшабашных, прекрасных и сильных блондинов. Они хотели походить на них любой ценой. Даже, если для этого придется овладеть секретом управления рождаемостью. Отсюда и многочисленные теории и трактаты как, например, одного из классиков немецкой рассологии Ганса Ф.К. Гюнтера «Выбор супружеской пары для счастья в браке и улучшения наследственности», отсюда и печально знаменитые эксперименты в концлагерях.
Порядок для себя непременно предполагает и порядок для других. Немцам всегда было больно смотреть на окружающие народы, порой осознанно живущие беспорядочной жизнью. Русский философ Н.А. Бердяев отмечал, что «другие народы немец никогда не ощущает братски, как равные перед Богом, с принятием их души, он всегда их ощущает, как беспорядок, хаос, тьму, и только самого себя ощущает немец, как единственный источник порядка, организованности и света, культуры для всех этих несчастных народов». Некая агрессивность позиции автора строк извиняется тем фактом, что написаны они в годы первой мировой войны.
Конечно, стремление провозгласить себя выше остальных, как правило, проистекает из комплекса неполноценности. Англичанам не нужны теории, обосновывающие их исключительность, они именно так себя и ощущают. Немцы же до сих пор в этом не уверены. Также как и когда-то, во времена покорения Римской империи, далеко превосходившей их, варваров, по уровню развития цивилизации. Присвоив себе имя, именуясь Священной римской империей германской нации, они так и не изжили комплекс неполноценности перед побежденным народом. Немецкий композитор Рихард Вагнер в своем эссе с характерным названием «Что есть немец» отмечал: «Немецкая поэзия, музыка, философия ныне высоко ценимы народами всего мира; однако в своей тоске по «немецкой славе» немец обычно не в состоянии мечтать ни о чем другом, кроме чего-то подобного реставрации Римской империи». Отсутствие же чувства юмора не позволяет взглянуть на себя самих и свои проблемы легко и со смехом.
Не стоит, однако, абсолютизировать немецкий порядок и путать идеал с реальностью (одна из самых распространенных ошибок тех, кто пишет о национальных характерах). Вспоминается одна крупная международная конференция, проходившая в Мюнхене. Там было перепутано все — номера комнат, имена докладчиков, время выступления, словом, сплошной хаос. Многочисленные иностранные участники бродили по коридорам и удивленно, не без доли некоторого злорадства, спрашивали друг друга: «И это хваленый немецкий порядок!?» Впрочем, сами немцы объясняли это тем фактом, что в подготовке конференции активно участвовали американцы.
При всех этих непростых свойствах характера немцы просты и приятны в общении, в них нет английской гордыни, французской заносчивости, итальянского самолюбования. Разговор с ними приятен и непринужден, можно говорить обо всем, не только о них самих, как это нередко бывает с другими народами. Если речь идет о неофициальной обстановке, удовольствие от общения вам гарантировано. Вообще немец на уровне личного общения сильно отличается от немцев, как национального объединения и исторической общности. Гете, которого трудно обвинить в предвзятом отношении к своему народу, заметил как-то, что «немец в отдельности великолепен, но в целом — скверный». Личное и общественное для немца вещи разного порядка, причем последнее всегда важнее первого.
Патриотизм немца выражается не в любви к своему государству или народу, а, прежде всего к правительству, которое устанавливает законы, следит за порядком, дает смысл существования. Косвенным доказательством этого положения является тот факт, что немцы исторически, как правило, прекрасно уживались на службе у других правительств, и не только русского, верой и правдой служа своим новым правителям. Они становились прекрасными солдатами: четкими, аккуратными, храбрыми и преданными.
Сегодня стало модным писать о сходстве систем Германии и Советского Союза в военное время: и в той, и другой стране, мол, тоталитаризм, лагеря, подавление личности в угоду государственному, диктаторы, и те и другие убивали и на войне и вне ее, словом, очень «похожие» ситуации. Невольно возникающий вопрос, кто все-таки на кого напал, теперь уже не в моде. И все-таки разница, хотим мы этого или нет, безусловно была, и она — прежде всего в людях, в их характерах. Сегодня существуют интересный парадокс: хорошее отношение к русским среди бывших немецких военнопленных и их родственников. Старая хозяйка в маленьком магазинчике в Геттингене не помнила себя от радости и умиления, узнав, что к ней заглянули русские: «Мой муж провел пять лет в ваших лагерях, он очень любил русских!» Она долго брела по улице, показывая дорогу своим несколько смущенным гостям, для которых понятие «лагерь» мало ассоциировалось с хорошим отношением. И это отнюдь не единичный случай. Трудно, просто невозможно, представить себе подобное отношение со стороны тех русских, кто сам или чьи близкие прошли через немецкие концлагеря. Отдельный немец мог быть «великолепен», те, кто пережили оккупацию, вспоминают случаи, когда солдат-оккупант делился булкой с детьми, но, став частью единого целого, он же и сжигал деревню. И речь, конечно, идет не о врожденной жестокости немцев, а о слепом повиновении приказам и распоряжениям, доверии к ним.
Интересно, что сегодня именно старшее и, в некоторой степени среднее поколение немцев хранят память о войне, об ужасах фашизма, страдают от так называемого «чувства вины» перед народами, пострадавшими в войне. Немолодая немка на международной конференции, сидя за столиком в окружении русских, поляков, французов и прочей смешанной компании, вдруг залилась слезами со словами: «мы так виноваты перед вами». По ее годам она сама, конечно, быть участницей войны не могла, но столь сильно ощущение единства для немца в коллективной ответственности, в том числе и за своих предков.
Великий немецкий философ И.Кант оставил подробное описание разных народов. Про немцев он написал меньше, чем про других, отметив, что природная скромность не позволяет ему хвалить самого себя. В числе прочих достоинств он отмечал, способность немца легче других народов подчинятся правительству, под властью которого он живет. Немец, писал Кант, «не умствует относительно уже установленного порядка, как и не пытается придумать новый. Легко переселяется, нет страстной привязанности к родине, но в чужих краях объединяется в небольшой народ, выгодно отличающийся от переселенцев других народов прилежанием, чистоплотностью и бережливостью».
К числу важнейших немецких недостатков Кант относил любовь к титулам. Большое число маленьких немецких государств позволяло иметь много королевских дворов (кто в детстве, читая историю, не удивлялся обилию немецких принцесс, которые становились женами практически каждого уважающего себя европейского монарха). Стремление к педантичной классификации себя и других граждан, важное значение, придаваемое соблюдению субординации, ставило титулы выше многих других вещей, например, богатства. С объединением Германии титулованных особ стало слишком много, более того, согласно законодательству, титул передавался не только супруге и детям, но и сохранялся в случае развода и вступления в новый брак, соответственно распространяясь уже на новую семью. Все это неизбежно привело к полной девальвации дворянских титулов в Германии. Если в Англии до сих пор с тайным восхищением взирают на сэров и пэров, то в Германии аристократическая когда-то приставка «фон» теперь уже никого не впечатляет. Сегодня на место дворянским титулам пришли академические: герр доктор, герр профессор, звучит сегодня не хуже, чем герцог или барон когда-то. Причем, если у вас две степени, вас будут величать дважды доктором, чтобы все знали. Охота за званиями сегодня является одним из самых уважаемых развлечений в Германии.
Хорошо известна по международным анекдотам немецкая обстоятельность. Вспомним популярный еще в детском саду анекдот о том, как представителей разных национальностей попросили написать книгу из жизни слонов. Вариантов бесчисленное множество, этот анекдот удивительно широко распространен в европейских странах, каждая из которых имеет свою версию. Наиболее популярные следующие: Англичанин представил изящную кожанную книжку «Торговля слоновым бивнем и ее роль в английской экономике», француз — «Любовь у слонов», американец — карманное издание «Все о слонах», отечественный вариант делился на две части — советскую, знаменитое «Россия — родина слонов», и дореволюционную — вместо книги на изящном подносе принесли следующую записку «Страшно болела голова, и весь вечер мешали гости». Интересующие нас немцы, согласно анкдоту, ввозили на тележке многотомный опус «Введение в жизнь слонов». Подобного рода обстоятельность, особенно заметная в немецкой литературе и научных исследованиях, действительно является важной чертой национального характера. Взять хотя бы столь уважаемого немцами Гете. Его собрание сочинений было издано в 143 томах, хотя по отечественному варианту мы хорошо знаем, что все призведения помещаются в 10. Что же касается исследований его жизни и творчества, то здесь даже сами немцы боятся подсчитать их число, а главное объем. Как отмечал один из немецких литературоведов, осталось только издать монографию «Неизвестные 20 минут из жизни писателя». И это отнюдь не шутка.
Немцы очень любят создавать теории. И не только научные. В романе Л.Н. Толстого «Война и мир» есть запоминающийся образ немца генерала Пфуля, который «был одним из тех теоретиков, которые так любят свою теорию, что забывают цель теории — приложение к практике; он в любви к теории ненавидел всякую практику и знать ее не хотел». К сожалению, немецкие теории иногда воплощаются в жизнь другими народами, что имеет различные и неоднозначные воздействия на их судьбы и на мировую историю.
Важный вопрос для немцев — здоровье. К числу факторов, необходимых для его поддержания, они относят охрану окружающей среды, организацию и поддержание лечебных курортов, развитие фармакологической промышленности, хороший полноценный отдых, здоровое питание. К этой же категории факторов, необходимых для полноценного функционирования организма, относится и секс. В Германии очень своеобразное отношение к этому явлению. Если англичане занимаются этим по необходимости, чтобы продолжать существование самого великого народа на земле, французы окружают это некоей тайной и романтикой, русские делают вид, что этого вообще нет, то для немцев секс это часть здорового образа жизни, как чистка зубов по утрам или вечерний душ. В 1960-е годы на черноморских курортах Болгарии среди спасателей, работавших на пляжах, была популярна следующая игра. Большие, сильные и загорелые, они ухаживали за отдыхавшими девушками и за каждую победу начисляли определенные баллы, в зависимости от национальности побежденной дамы. Самые высокие давались за советских — как не вспомнить мироновское «Руссо туристо, облико морале!», а вот за немок вычитали.
И дело не в какой-то повышенной развратности немок, а скорее в некоей физиологичности и простоте отношения к этому вопросу. Уже упоминавшийся граф Ростопчин еще в XVIII веке пытался понять истоки этого явления. «Развратность женщин весьма ощутительна. — Писал он, путешествуя по Пруссии. — Быв осуждены жить в таком месте, где мужчины охотнее употребляют силу, чем нежность, дабы им понравиться, оне предпочитают иностранных своим землякам».
Простота немцев в вопросах секса не перестает удивлять иностранцев. Американский журналист, 20 лет назад живший в Германии, удивлялся обилию сексуальной тематики и в прессе, и на телевиденье. Причем, сетовал он, все это не вызывало никаких эмоций, немцы писали о сексе также увлеченно, но спокойно, как англичане о садоводстве.
Голое же тело вообще представляется немцам естественным состоянием человека, значит и стыдиться здесь нечего. Если на каком-нибудь консервативном пляже Испании, где сами испанки в возрасте от 5 до 50 сидят в черных закрытых купальных костюмах, вы наблюдаете стайку женщин, любого возраста, с удовольствием демонстрирующих все, что только можно, и имеющих на теле лишь одну тонкую полоску, неизвестно что прикрывающую, можете не сомневаться, что это немки (сегодня, правда, с ними успешно конкурируют наши «оевропеизированные» соотечественницы).
Еще в самом начале XVII века английский путешественник с удивлением описывал купальни в Баден-Бадене: «… мужчины, женщины, монахи и монахини, все сидят здесь в одной воде, совершенно голые, разделенные перегородками, но так, что они могут друг с другом говорить и друг друга касаться.. Вода такая прозрачная, что можно увидеть монетку на дне, а поскольку меланхолия здесь недопустима, они придумывают себе различные развлечения». Современные путешественники, отдыхающие на знаменитом курорте, с неменьшим интересом описывают местную сауну, в которой сидят все вперемешку, голыми, потными, что вызывает чувство брезгливости и, для всех, кроме немцев, смущения, а также желание поскорее уйти.
Еда является важной составляющей жизни любого народа и вне всякого сомнения отражает его национальные особенности. Среди европейцев популярно мнение, что для француза важно качество пищи, для немца — количество, а для англичан хорошие манеры за столом. Действительно, несмотря на приверженность здоровому образу жизни, немцы по-прежнему потребляют свинины больше, чем любые другие народы (около 4,5 миллионов тон свинины в год, цифра приблизительная и уменьшенная). Так что еду, наряду с автомобилями, можно смело отнести к числу немецких слабостей. Фраза «Не хлебом единым жив человек» в Германии имеет свое завершение — «нужны также сосиска и ветчина».
Для современной немецкой женщины из знаменитой когда-то «К» триады, составлявшей суть ее существования, «Kuche, Kinder, Kirche», то есть «кухня, ребенок и церковь», актуальным остается только первое. В церковь немцы сегодня ходят мало, детей воспитывают в прекрасно организованных учебных заведениях, женщины работают наравне с мужчинами, но вот слабость к хорошей сытной еде сохранили. Огромное количество книг и телепередач, посвященных секретам кулинарного мастерства, подтверждает это. Об этом же говорит магазинное и рыночное изобилие: в Германии существует более 200 сортов хлеба, и очень вкусного, не поддающееся учету число сосисочно-колбасных вариаций, в этой же стране находится каждая третья пивоварня мира. Про пиво немцы говорят, что оно у них бывает хорошее и очень хорошее, а весь импорт почитают за глупую, но неизбежную дань мировым тенденциям, кто же станет пить эту сомнительную жидкость, если есть своя, настоящая, божественная влага. К пиву немцы относятся и с уважением, и даже с некоторым трепетом. Как в свое время в России неурожай хлеба приводил к голоду, так, наверное, и немец не сможет долго прожить без своего любимого напитка.
Известное у нас в стране высказывание «Что немцу здорово, то русскому яд» относится явно не к еде. Для русского человека немецкая еда очень даже близка и понятна: основа ее хлеб, картошка с мясом, пиво, многие не отказались бы от такого рациона. Во многих регионах очень популярны настоящие «наши» лесные грибы, а не пресловутые европейские искусственно взращенные шампиньоны. Немецкий завтрак оставит счастливым даже самого яростного германофоба. Впрочем, для тех, кто мечтает о хорошей фигуре или не отличается крепким здоровьем, больше рекомендуется поездка в соседнюю Францию. У немцев сегодня тоже распространен культ здоровой пищи, в ресторанах появляются вегетарианские и низкокалорийные альтернативы (правда, пока только в крупных городах). Обычная немецкая семейная пара в ресторане сегодня старается следить за собой — жена может заказать легкий овощной салат как дань здоровому образу жизни и модной диете, но все-таки муж редко откажет себе в удовольствии съесть большой сочный хорошо прожареный кусок свинины — национальной слабости. И уж точно оба зальют все это большой дозой пива. Ведь все знают, что пивные дрожжи очень полезны. Подобно тому, как итальянцы свято верят и почти заставили поверить всех остальных в то, что от настоящих итальянских макарон худеют, так и немцы убедили себя, что настоящее немецкое пиво не может повредить ни фигуре, ни здоровью.
Близка и понятна русским и склонность немцев к хорошей выпивке. Правда, немцы, в отличие от русских, пьют только в выходные, по праздникам и на отдыхе. Но пьют с удовольствием и немало. Пьяный немец, в отличие, например, от итальянца или француза, вещь не такая уж удивительная. Гоголь иронизировал по поводу своего немца Шиллера: «Пил он вовсе не так, как англичанин, который тотчас после обеда запирает дверь на крючок и нарезывается один. Напротив, он, как немец, пил всегда вдохновенно, или с сапожником Гофманом, или с столяром Кунцем, тоже немцем и большим пьяницею». А русский путешественник еще несколько столетий назад радостно отмечал, что «Несмотря на наружную важность, внутренно всякий почти берлинец не откажется попить и поговорить откровенно — качество, сродное всем пьяным немцам».
Наконец, нельзя обойти молчанием важнейшую особенность современной немецкой жизни: страсть к путешествиям. Вся Европа сегодня заполнена немецкими туристами, то, что не смог покорить немецкий солдат, сегодня без боя сдалось на милость немецкого туриста. Аккуратные чистенькие немецкие старики и старушки в белых кофточках, солидные семейные пары на дорогих автомобилях, стаи рокеров в черных кожанках и с развевающимися бородами, молодые семьи с маленькими и очень маленькими детьми, группы энергичных школьников в одинаковых кепках, веселые молодежные компании, легко нарушающие традиции и приличия, все многообразие немецкого народа представлено сегодня в популярных туристических местах. Невольно возникает вопрос: «Остался ли кто-нибудь дома, на хозяйстве» (вспоминается грустный английский пограничник, окруженной огромной крикливой детской толпой в аэропорту Хитроу, и печально поинтересовавшийся — «Скажите, а в России еще остались дети?»).
К чести немцев, надо отметить, что они, в отличие от многих других представителей западной цивилизации, несмотря на комфорт и удобство жизни у себя дома, совершенно неприхотливы и не боятся трудностей. Они одинаково охотно заполняют собой популярные итальянские курорты и непроходимые финские чащи. Тем, кто забирался в глухие удаленные уголки, чувствуя себя открывателем и покорителем новых земель, хорошо знакомо разочарование, с которым неизбежно сталкиваешься в этой ситуации — даже в самом безнадежном месте будет стоять машина с немецкими номерами или сидеть группа немецких туристов с рюкзаками.
Немцы с большим интересом и вниманием относятся к чужим культурам, пытаясь понять их, они охотно изучают иностранные языки и нередко свободно общаются с итальянцами по-итальянски, с французами по-французски, и почти все хоть что-то могут объяснить по-английски. Все это облегчает их продвижение по миру, процесс нарастающий с каждым годом. В сущности, они не просто большие, но и хорошие путешественники, они не мешают местным жителям, охотно общаются с другими туристами, не капризничают, если им не дали кока-колы как американцы, не сбиваются в пугающие многолюдностью тучи как японцы. В последнее время их, правда, отличает некоторая излишняя шумливость и стремление привлечь к себе внимание, свойственные раньше только заокеанским туристам, но, может, это и случайность.
Один немолодой немец, путешествовавший с немолодой же женой по северной оконечности Норвегии, рассказывал о том, что это и есть в его представлении высшее счастье: всю жизнь он работал, не покладая рук, сегодня он вышел на пенсию, дети выросли и разлетелись кто куда, а он наконец-то накопил достаточно денег, чтобы купить себе автомобиль-фургон, этакий дом на колесах, очень популярный среди немцев, и отправиться в длительное путешествие. Эти передвижные «дома» вполне соответствуют немецкому духу — большие, медлительные, неповоротливые, они очень удобны внутри, там есть все от микроволновой печки и душа, до шкафов, куда можно поместить почти безразмерные запасы немецкой провизии и уже ни на что не тратиться в пути. К тому же они обладают свойством почти полностью перекрывать всю дорогу, что доставляет невыразимые мучения всем окружающим, безуспешно пытающимся их обогнать, и огромное удовольствие их владельцам.
Германия сегодня — страна мощная, красивая, набирающая силу. Своим процветанием она, прежде всего, обязана своему народу — трудолюбивому, преданному, простому, честному. Народу, в котором, несмотря на многообразие, чувствуется национальное единство, которому есть, что дать человечеству. Может быть не зря Томас Манн мечтал о том счастливом времени, когда все сольются в единое целое и все «народы… обменяются своими самыми драгоценными качествами: прекрасный англичанин, утонченный француз, человечный русский и знающий немец».
Русский
English
